Наверное, со Скоттом Холдером. Повезло же ей!
Гвин прошипела мое имя, но смотрела прямо перед собой. Сестра Лорел полуобернулась. Ее профиль напоминал ястребиный, таким же был и взгляд глаз-бусинок.
— Кто-то хочет что-то сказать? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.
Теперь был бы слышен даже звук от падения булавки. В окна скребся ветер. Сестра Лорел продолжала рассказывать о торговом протекционизме, золотом стандарте [11] и причинах Великой депрессии.
— Ну не будь ты такой, — прошептала Гвин.
Я сгорбилась и ничего не ответила. Мы обе знали, что в итоге я ее прощу. Ведь раньше я всегда прощала, если она совершала очередную глупость или как-то мне вредила. Такова моя участь в мироздании — быть всепрощающей. В награду я имела возможность просыпаться в ее спальне и воображать, что ее родители — мои и что это я живу ее счастливой, роскошной жизнью.
«Ты видишь будущее для себя?» В некотором роде да, я его видела.
Закончить школу благодаря стипендии, отучиться в колледже, может, найти приличную работу. Работать, чтобы иметь собственное жилье. И что дальше?
Гвин никогда не придется задумываться над такими вещами. Мамочка и папочка отправят ее в колледж, и она без проблем подцепит такого же богатенького парня, родит милых, замечательных младенцев и будет пить мартини после полудня. Ей не нужно приносить наличные деньги в коммунальные службы и упрашивать, чтобы ее к чему-нибудь снова подсоединили или чтобы от чего-то не отключали. Для этого папа всегда посылал меня, потому что я умела находить общий язык с работниками контор. Это было высокое искусство. Я чувствовала, как розовеют мои щеки.
Гвинет снова прошептала мое имя. Девочки ерзали на стульях, недоумевая, что между нами происходит. Сестра Лорел повернулась лицом к классу. Ее пристальный взгляд прошелся по каждой из нас, и я постаралась придать лицу невинное и одновременно скучающее выражение. Опустила глаза к своим записям. И увидела свое будущее? Нет, только второпях написанные на бумаге строчки.
В итоге сестра постучала линейкой по стопке бумаг на своем столе, произведя приглушенный звук. Затем вызвала Эрику Энджайер, и я вздохнула с облегчением. Снова, к счастью, пронесло!
Прежде чем Гвинет смогла меня догнать, я оказалась за дверью. Пусть она идет тусоваться со своими любимыми подружками. Меня это совсем не трогало. Тем более что мне предстояло снова встретиться с ним.
Гвин проигнорировала урок с ежедневными страданиями от Брата Боба. А для меня весь этот изнурительный день сразу похорошел, как только я, сбежав с шестого часа, оказалась за дверями школы.
Джонни стоял на пожарном проезде, прислонившись к своей «джетте» и не обращая никакого внимания на знаки «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА!». На этот раз он купил мне чизбургер — гамбургер с сыром, — еще больше кусочков жареного мяса и кока-колу. Сам он, сказав, что не голоден, потягивал через трубочку клубничный коктейль.
Мы снова сидели на капоте его машины, стоявшей на том же самом месте, с которого открывался вид на раскинувшуюся внизу долину, и весь остаток дня болтали ни о чем. Было приятно разговаривать с человеком, который действительно тебя слушает.
Солнце клонилось к западу, и скрипучее постанывание ветра, гнавшего волны горячей пыли над долиной, начинало казаться не столь уж тягостным, когда раздавался чей-нибудь голос и приглушал его. Мы лежали на капоте лицом вверх и смотрели, как плавно струится свет сквозь колышущиеся ветви деревьев, а когда он поцеловал меня, то не снял своих темных очков. Меня это не беспокоило. Как и то, что от меня, наверное, разило чизбургером.
Он даже слушал, как целует меня. Описать это иначе я не могу. Опершись на один локоть, он не шарил по мне другой, а мягко приложил пальцы к моему подбородку снизу и время от времени прижимал их к изгибу шеи в том месте, где биение моего сердца неудержимо рвалось ему навстречу. Я ударилась скулой о его очки и засмеялась, не отрывая губ от его рта, и он тоже рассмеялся. На вкус он был как молочный коктейль с клубникой; от него исходил аромат перечной мяты, желания, горячего солнца и чистой одежды. Он очень нежно куснул мою нижнюю губу, а потом поцеловал крепче.