— Да ладно, все нормально. — Мой голос, кажется, даже звучал искренне. Я не стала залеплять два маленьких прокола на шее лечебным лейкопластырем, поскольку они уже были белесыми и выглядели давнишними, почти зажившими. Их можно было вообще не заметить. — Что ты делаешь сегодня вечером?
— Я думаю, ты могла бы прийти к нам. — Она еще больше сгорбилась; пятна тени, отбрасываемой смоковницей, скользили по ее лицу и рукам. — Мы посмотрим какое-нибудь кино или что-нибудь в этом роде. Ну и останешься у нас ночевать.
Я не могла согласиться вот так, сразу.
— А как же Митци?
Я посмотрела мимо Гвин, туда, откуда белокурая пакостница, злобная богиня Криспи, бросала на нас быстрые, ядовитые взгляды.
— Сука она. Ты знаешь, что теперь она встречается с Холдером? — Гвин закатила глаза. — Потрясающе! Эта парочка похожа на два разговаривающих друг с другом пылесоса. Давай плюнем и на этот, четвертый, и пойдем купим что-нибудь. Что скажешь?
Что еще можно было сказать на это, кроме «да»? Я знала, что сегодня Джонни не заедет за мной.
Ее родителей дома не было, а Мариса уже спала. Я чувствовала себя вполне уютно в старой пижаме, которую мне дала Гвин, и лежала очень тихо до тех пор, пока ее дыхание не сделалось ровным. Я не собирала никаких вещей и даже не сказала папе, куда отправляюсь. Была пятница, ему заплатили за работу. Он мог еще сидеть в баре, а если дома, скучал без меня. Но это не имело значения. Сейчас ничто не имело значения, кроме ожидания.
Она лежала рядом, как всегда упираясь в меня локтями и коленями, умудрялась занять всю постель даже на двуспальной кровати.
Когда она стала дышать совсем глубоко, я осторожно выскользнула из постели и потихоньку оделась. В темноте моя белая блузка маячила, словно привидение. Пройдя на цыпочках через комнату, я спустилась по лестнице так, что ни одна ступенька не скрипнула, — результат длительной практики. В чистой, без единого пятнышка, кухне было темно. Ветер отирался об углы дома и бросался песком и пылью в окна. Скоро здесь будет вспышка, а затем появится устойчивый запах дыма.
Сквозь ромбовидные стекла кухонной двери не было видно ничего, кроме света фонаря над входом. Я стояла там: горло у меня саднило, а рука тянулась к дверной ручке и к мерцающему мягким золотистым отблеском рычажку засова. Всякий раз, когда порыв ветра вызывал во мне очередной всплеск напряжения, я отдергивала руку.
Он не придет. Затем возникала противоположная мысль — придет. Я верю! Не знаю, сколько времени я стояла там как дура, в своей измятой школьной одежде, прежде чем перед дверью не появилась тень. Внезапно. Призрачный силуэт в белой рубашке. Несмотря на искажение, создаваемое ромбовидными стеклами, я могла с уверенностью сказать, что это он.
Я потянулась к ручке двери. Снова отдернула руку и стояла там, охваченная дрожью, пока он ждал. Я не знала, сколько он сможет простоять, но, если бы я не открыла дверь, утром он ушел бы. Это точно.
Я знаю, что произошло бы, если бы я не открыла. Я бы ходила в школу. Потом в колледж. Работала бы до седьмого пота в надежде, что кто-нибудь из избранников бросит мне кость или две. А Гвинет рано или поздно перестанет нуждаться в моих прощениях. Она вернется к людям своего круга и забудет о моем существовании. Исчезнет убежище — дом, похожий на прекрасную морскую раковину, который я в фантазиях воображала своим.
Засов сдвинулся с места. Он не шевельнулся.
Я вся похолодела и одновременно покрылась испариной. Дверная ручка скользила у меня под пальцами, и я услышала чье-то тихое недовольное бормотание. Казалось невероятным услышать отсюда какие-либо звуки, издаваемые во сне Марисой или Гвин, но, по-моему, я их слышала.
Я повернула ручку и открыла дверь. Сразу ворвался ветер, наполненный пылью и запахом дыма. Я догадывалась, что пожары уже начались.
— Иди и жди меня в машине, — сказал он.
И вот я сижу в «джетте». В бардачке ничего нет, а наверху, на макушке холма, стоит совершенно темный дом. Фонарь над входом светил, но секунд через десять погас и он. Ветер слегка раскачивает автомобиль на его подвесках, облизывает краску на поверхности кузова и рисует бархатистые отпечатки своих пальцев на ветровом стекле.