Как тогда, у лифта в доме Чижова. Тогда она испугалась.
Она прикрыла глаза, вспоминая, как тогда растекались из-под пальцев морозные узоры, выставила вперед раскрытую ладонь, ожидая принять смертельный жар, но кожи коснулась прохлада.
Абас исчез. От огненной реки поднимался обильный пар, она чернела, застывая и тут же испаряясь белым легким облаком.
Облаком, в котором, Лерка видела это совершенно отчетливо, замерла фигура. Широкие плечи, короткая стрижка и яркие глаза необыкновенной синевы.
— Волот, — сорвалось с губ.
Он смотрел на неё с тихой радостью, будто встретив давнюю знакомую.
Он опустился ближе. Теперь она могла рассмотреть его гладкую кожу, тронутые улыбкой губы.
— Я знаю тебя, — прошептали они.
Лера отшатнулась — по его лицу пробежала тень и тут же растаяла, сменившись пониманием.
— Не помнишь, — он не спрашивал, он констатировал факт. — Так и должно быть. Ты всегда живая, рождаешься снова и снова. И всякий раз забываешь меня. Я жду тебя каждый раз здесь, на краю Чертога. И каждый раз дожидаюсь
— Зачем?
— Чтобы жить.
— Мне сказали, что ты — враг, — Лерка не верила тому, что говорит, ловила себя на мысли, что с жадностью запоминает каждое его движение, тень улыбки, проблеск в синих глазах. — А потом оказалось, что это Абас. Он подговорил Дашу, она не виновата, её надо спасти. И я теперь не знаю, как быть.
— Даша
Он невесело улыбнулся и приблизился ещё.
Он пахнет морозом и воздухом после грозы.
Он пахнет свободой.
Лерка прикрыла глаза. Почувствовала, как его пальцы едва коснулись щеки, легко, мимолетно, будто ветер, встречая нас на утёсе.
— Тайна всегда порождает легенды. А легенды — разнотолки.
Она отвела взгляд, чувствуя, что в груди растекается что-то горячее, неизведанное.
— Зачем ты хотел меня убить?
Он усмехнулся:
— Я знал, что ты услышишь. Врата должны быть закрыты для живых. Это твоя часть работы, помнишь? Ты души провожаешь, я встречаю здесь. Так было всегда. И так должно быть.
Лерка все ещё ничего не понимала. За спиной Волота появилась окутанная ледяной дымкой стража, успокоившая чёрное полотно Нерождённых. Бесчувственное тело Сони приподнялось, окуталось прозрачным саваном. Прозрачные тени подхватили его, увлекая в глубину бокового тоннеля.
— Я альтерат… Я иная. В этом моя работа?
Он поморщился и стал совсем … знакомым. Лерка понимала, что откуда-то знает эти ухмылки, эти ямочки на щеках и лучики около глаз:
— Ну, и словечко… Альтерат… — он усмехнулся. — Альтера — иной. Морозь — Иной мир. Чувствуешь связь? Все мы немного иные, ты не находишь? Я, ты, этот юноша из живых, который спас тебя…
— Ромка, — тихо подсказала Лера.
Волот грустно кивнул, но взгляд не отвёл, словно запоминая каждую её чёрточку:
— Пусть будет в этот раз Ромка… — Он подтолкнул её к переходу: — Иди, альтерат, надо запечатать переход. Ты с той стороны, я с этой. Вспомнишь как это делается?
Лерка коснулась полога, тот дрогнул, расплескивая серебристые огни по поверхности:
— А что с Татьяной, Назаром и другими? Что с Соней и Дашей?
Он нахмурился:
— Они попали в число Нерожденных. Пока это всё, — он решительно шагнул назад. — Иди, пора — рассвет.
Девушка повернулась к нему лицом, запоминая его глаза, ярко-синие, искрящиеся, и шагнула спиной вперёд:
— Мы увидимся?
— Когда ты этого захочешь.
— Уже хочу, — она протянула к нему руку, дотронулась до кончиков пальцев.
— Значит, увидимся.
Их разделяла синеватая пелена, искрящийся полог, разделяющий два мира и их хранителей. Ладонь к ладони, линии слились воедино.
На границе происходит всё самое интересное.
Разум, однажды расширивший свои границы, никогда не вернётся в прежние (А. Эйнштейн).
* * *
Они выходили из дома на улице Фестивальной, чувствуя затылком взгляд старика Светояра. В наушниках пела Эмми Ли — наверно, пыталась помочь.
In my field of paper flowers
And candy clouds of lullaby
A lie inside myself for hours
and watch my purple sky fly over me
На полях бумажных строк
Под сладким одеялом колыбельных
Часами наслаждаюсь тишиной
В ванильном облаке расплавленной надежды.
Ромка коснулся её руки. Несмело. Она обернулась — у него встревоженный взгляд:
