"Этого больше никогда не будет. Дальше буду жить либо я, либо моя возлюбленная. Пусть это будет Азия. Я сделаю всё, чтоб спасти Эвэдэ". Только и думал Гарт.
Гарт бежал по узкой тропинке, не останавливаясь, спотыкаясь местами об гранитные плиты и цепляясь одеждой за липкие листья вьющихся лиан. Под легкой одеждой решительного Гарта вырисовывалась крепкая мускулистая фигура.
Добравшись до ручейка, он направился вверх по течению. Мощная отдышка заставила Гарта немного поубавить темп. Он несколько раз останавливался, чтобы хлебнуть из источника студеной воды. В стеклянности родниковой воды Гарт видел луны Альсары. Он глядел в жидкое зеркало ручейка, рассматривая отражение беззвездных небес.
Гарт абсолютно не думал о том, куда сейчас ему предстоит попасть. Пустынные небеса освещали путь как днём.
Несколько маленьких смерчиков, надвигающихся с севера, тянули за собой огромные массы кремневых облаков. Серые одинокие ландшафты на фоне ярко-зеленой растительности и голубой воды в ручейке почему-то казались ему сейчас пустыми, совершенно некрасочными, а таинственными.
Гарт быстро добрался до огромного бревна, перекрывающего ручеек. Здесь нужно будет повернуть направо, а дальше пробивать себе путь через густые заросли плаунов, растущих на ракушняковом песке.
Он ненароком наступил на крупную твердо-панцирную улитку и упал. Улитка хищно зашипела усиками и поспешила убраться.
Не обращая внимания, Гарт шел дальше, раздвигая на ходу плауновые заросли. Надо было спешить. Через час будет поздно.
И вот, наконец, вдали показался силуэт, приложенного ветками можжевельника, гравитона.
— У меня пять минут, чтобы дойти до машины и приблизительно четыре на то, чтобы ее завести, — размышлял вслух Гарт. — Почему время так быстро летит?
Гарт поглядел на часы. Прошло меньше двадцати пяти минут. Он провел рукой по взмокшим волосам. У него дрожали поджилки. И было тяжело дышать.
Он мог сбежать от кого угодно и от чего угодно, даже от назревающего шторма. Но от собственных страхов не мог.
Гарт мог постичь лишь то, что происходит в данный момент, понять причину и следствие собственных действий. И, разумеется, в любом поступке, совершенном наяву, таилась масса непредсказуемого.
В это время цвета на горизонте начали меняться. До восхода еще долго, но склоны уже залило ярким пурпурным заревом. Он еще раз развернулся в направлении сияющего горизонта. Такое действо заставило Гарта ускориться.
Через мгновение он уже сидел в заведенном гравитоне. Все приборы в одночасье замерцали зелеными огоньками. Гравитон поднялся на несколько метров в воздух и плавно полетел, оставляя за собой лишь розовую дымку и маленькие облачка пыли.
Показания температуры превысило все допустимые нормы. Эта машина никогда так не перегружалась, нужно было выжать из неё максимум. Акселератор работает на износ. Еще пару минут — и эта колымага взорвется в воздухе, и тогда никакой надежды на спасение. Каждая минута, нет, каждая секунда теперь на счету у Гарта. Нельзя замедляться или останавливаться, шторм будет в Эвэдэ с минуты на минуту. Чем раньше они узнают, тем больше спасётся и тем вероятнее, что его родные и девушка выживут. Сейчас у Гарта не было ничего кроме этой вероятности.
"А как же я, что со мной будет? — думал Гарт. — Та, какая разница, все равно сам вызвался, никто меня за язык не тянул. Теперь хоть умереть с толком-то надо. А потом сделал дело — гуляй смело. Так нужно подальше гнать от себя такие мысли. Думай о чем-то хорошем. Например, как сейчас хорошо в Эвэдэ — тихо, мирно, никто и не подозревает, что должно случиться. Как там его девочка, его Азия, спит, обнимая подушку, как всегда и ждёт своего принца. Какая же она беззащитная. Кто же о ней позаботится"…
Кажется внутри у Гарта, в его душе какие-то силы смогли перебороть себя от искушения быть спасенным. Сможет ли он на себя, потом смотреть или посмотреть в глаза своим землякам? В голове у Гарта сейчас творилось что-то неописуемое. С калейдоскопической скоростью ему в голову лезли самые разнообразные необыкновенные мысли. Затем эти мысли постепенно угасали, уходили на второй план, а потом и вовсе исчезали, а взамен приходили новые. Гарт поражался их красочности, яркости, реальности, образности. Настолько живыми они были.
