Ивлин высвободилась из его рук и повернулась к нему спиной. Затуманенным слезами взглядом она смотрела не отрываясь на зелень и золото сада.
— О Макс! — в отчаянии прошептала она.
Неужели он настолько слеп? Разве он не понимает, что быть другом и доверенным лицом его невесты будет для Ивлин почти таким же тяжелым испытанием, как для самой Софи предстоящая операция.
— Ну так что? — прозвучал отрывистый и резкий вопрос. Макс начал терять терпение.
Естественно, он не мот знать, что она чувствует. Ивлин намеренно ввела его в заблуждение, притворившись, что Гарри по-прежнему остается в ее жизни единственным мужчиной, потому что она не хотела показать, что на самом деле творится в ее душе. Значит, она не могла обвинять Макса в том, что он не понимает ее. Собравшись с духом, она повернулась к нему.
— Ничего, — коротко ответила она.
— Иви, прошу тебя, сделай это ради Софи, — с искренним беспокойством попросил Макс.
Ивлин не ответила, и видя ее несговорчивость, Макс холодно добавил:
— Неужели ты не способна подумать ни о ком другом, кроме себя?
— Ты обвиняешь меня в эгоизме? — возмутилась Ивлин.
— Что еще мне прикажешь думать? — бросил он. — Но может быть, эгоизм — действительно слишком резкое слово. Больше подходит себялюбие.
В принципе, это значило одно и то же, но его обвинение было несправедливым. Когда Макс впервые встретил ее, вот тогда она была настоящей эгоисткой, замкнувшейся в своем горе и отчаянии. Но с тех пор она сильно изменилась: перестала избегать людей, научилась с ними ладить. Ивлин гордилась тем, что преодолела в себе соблазн отнять Макса у Софи. Даже эту поездку к Хартманнам она совершила против своего желания, но ее отказ от предложения Софи был продиктован заботой об их общем благе, потому что Ивлин не хотела подвергать себя риску новых встреч с Максом.
Ивлин очень хотелось поехать в Вену, увидеть город, где живет Макс, и отсрочить расставание с ним. Но уже сама настойчивость такого желания говорила о том, что весьма неразумно ему поддаваться.
Что бы ни говорил Макс, Ивлин ощущала, что их неодолимо влечет друг к другу. Ивлин даже сейчас чувствовала это. В любой момент какое-нибудь непредвиденное событие могло разжечь в них огонь страсти, как это уже случалось на перевале Карер и по дороге из Мюнхена. Это было равнозначно тому, чтобы сидеть на пороховой бочке. Может быть, Макс и хотел бы таких отношений, но это принесло бы Ивлин только новые страдания и было бы нечестно по отношению к Софи. У Ивлин не было другого выхода, как только продолжать отказываться. Ей было больно сознавать, что Макс считает эгоизмом то, что на самом деле являлось самопожертвованием.
Решив положить конец затянувшемуся неприятному разговору, она спокойно сказала:
— Ну хорошо, я подумаю.
— У тебя мало времени для раздумья, — предупредил Макс, — Софи уезжает в Вену уже на следующей неделе.
И ты тоже, с болью подумала Ивлин. Сможет ли она устоять перед новыми просьбами, если они последуют, когда ей самой так хочется поехать? Даже жить с ним в одном городе так много значило бы для нее. Наверное, ей придется прибегнуть к единственному средству — срочно покинуть Тироль.
Макс, должно быть, рассказал Эми о предложении Софи перед тем, как встретиться с Ивлин, в надежде найти в ней союзницу, но он просчитался: Эми была категорически против.
Когда Макс и Ивлин вернулись в дом, Эми не замедлила высказать племяннице свои возражения. Ивлин была еще слишком молода и неопытна, чтобы жить одна в таком развращенном городе, как Вена.
— Развращенном? — удивилась Ивлин. — Не думаю, чтобы в этом смысле там атмосфера хуже, чем в Лондоне. — В действительности ей еще не приходилось жить одной.
Возражения Эми рассердили девушку. Тетушка, кажется, решила, что ее племянница никогда не сможет жить без опеки своей семьи. Ивлин стала уверять ее, что вполне способна сама о себе позаботиться.
Тогда Эми заговорила более откровенно. К счастью, Хартманны оставили их одних. Макс, по ее мнению, что-то замышляет, заявила она. У этих иностранцев весьма своеобразное отношение к женщинам, а Ивлин еще такая наивная. Щеки Ивлин запылали:
