Ивлин инстинктивно отпрянула. Она всегда замыкалась в себе при встрече с незнакомыми людьми, а этот человек, кажется, намерен остаться здесь надолго. Сначала девушка хотела уйти, но потом передумала. Ей нечем будет занять себя, если она уйдет, а этого человека она сможет быстро поставить на место, если он станет чересчур любопытным.
— Я поднимался на Райтершпице, — сказал он. — Довольно долгий путь.
— Это гора над нами? — спросила Ивлин без всякого интереса.
— Да, но она не самая высокая, к тому же я схитрил. Я поднялся по канатной дороге, а потом прошел пешком от Росшутте. Там еще много снега.
— Наверное. — Ивлин не обращала внимания на снег, хотя в ясную погоду вершины были хорошо видны. Непроизвольно ее взгляд остановился на стройной фигуре незнакомца, расположившегося на траве. Он был очень привлекательным молодым человеком, но Ивлин мужчины больше не интересовали. Ей было непонятно, почему он заговорил с ней. Скромно одетая, с заплаканными глазами она вряд ли могла ему понравиться.
Незнакомец надвинул шляпу на глаза, чтобы защититься от солнца, но из-под ее полей продолжал разглядывать девушку.
— Вы остановились в Зеефельде? — спросил он. — Мне кажется, я вас где-то видел.
— Маловероятно. В городке полно туристов, а я избегаю шумных сборищ.
— Может быть, это было не в Зеефельде.
Ивлин настороженно взглянула на него. У нее не было желания встретить того, кто мог знать ее раньше.
— Я уверена, что мы не встречались, — твердо заявила она.
— Могу я узнать ваше имя?
— Конечно. Риверс. Иви Риверс.
Он был явно разочарован.
— Мне оно незнакомо.
— Ничего удивительного. Я никогда в жизни вас не видела, — настойчиво подчеркнула девушка.
— Пожалуй, вы правы. У вас какое-то горе? Почему вы сидите здесь и плачете?
Ивлин не хотела рассказывать ему свою историю: Очень жаль, что он застал ее в минуту слабости, но это не дает ему право лезть ей в душу.
— Это касается только меня, — холодно заметила девушка.
— Я слишком назойлив? — Он очаровательно улыбнулся. — В такой чудесный день никто не должен плакать. Жизнь — такое счастье и надо радоваться.
— Я так не считаю, — яростно воскликнула она, — и я предпочитаю дождь, а не солнце.
Незнакомец сел и, сдвинув шляпу на затылок, с осуждением взглянул на Ивлин.
— Но, фрейлейн Риверс, такое заявление смахивает на богохульство! Бог дал нам прекрасную землю, деревья и цветы, чтобы утешать нас в невзгодах. Солнечный свет — такое великое богатство, от него нельзя отказываться. Вы молоды, ваши чувства живы, вас окружает прекрасная природа, вы не терпите лишений. Разве за все это вы не должны благодарить судьбу?
— Когда так много людей лишены всего этого… почему же вы не закончили свою расхожую фразу? — обиженным тоном произнесла она. — Неужели вы думаете, что подобные размышления могут кого-нибудь утешить в минуты личного горя?
— Это должно помочь.
— Ну так вот мне не помогает, а если я захочу услышать проповедь, то я пойду в церковь.
Легкий румянец выступил на щеках Ивлин, ее черные глаза засверкали. Хотя она испытывала лишь возмущение, но все же этот человек сумел вывести ее из уже привычного состояния апатии. Результат был поразительным: безжизненная статуя вдруг ожила.
— Значит, вы ходите в kirche[2]? — спросил он, и девушка покраснела, потому что на самом деле не была на службе со дня своей трагедии, считая, что Бог покинул ее.
Его взгляд был чуть насмешливым, но скоро в нем появилось восхищение. От внимательного взгляда незнакомца не ускользнуло ни изящество благородного овала ее лица, ни выразительность ее черных глаз, оттененных длинными ресницами.
— У вас была любовь, и вы ее потеряли? — предположил он.
Опустив глаза, Ивлин печально произнесла:
— Мое сердце умерло.
Незнакомец спрятал легкую улыбку. Ему случалось и раньше слышать подобные утверждения от девушек, которые через несколько месяцев выходили замуж за кого-нибудь другого.
— Сердце не может умереть навсегда, — мягко сказал он и указал на цветы на лугу. — Каждую зиму эти цветы умирают, но весной они появляются вновь. Ваше сердце еще оживет.
— Я не хочу, чтобы это случилось, — страстно воскликнула Ивлин. — Я не хочу опять страдать.
