— Вряд ли в тот момент вы протирали часы.
— Боюсь, что нет. — Экономка снова улыбнулась. — Но, думаю, завтракать они уселись без чего-то девять, если вас именно это интересует.
— Именно. А когда закончили?
— Тодд поел минут за десять — он буквально забрасывает в себя пищу. А вот мисс Лундквист и миссис Кинг, пожалуй, пробыли за столом до половины десятого.
— Что вы делали, когда они поели?
— Прибрала в кухне и столовой, помыла посуду, протёрла столы — ну как обычно. А потом перешла к прочим своим обязанностям. — Она замялась. — Хотите, чтобы я всё подробно рассказала?
— Буду очень признательна.
Она повела плечами — едва заметно, но достаточно красноречиво. Яснее и словами не скажешь. По её мнению — пусть и выраженному весьма деликатно, — я сама не понимаю, что делаю. И если по правде, так оно и было. Расследование убийств (даже когда на самом деле убийство ни при чём, как в данном случае) — не совсем моя стихия. Тем не менее я знаю одно. Досталось мне это знание не даром, но справедливо оно для любого расследования. Самые важные вопросы — это, как показывает практика, те, которых вы не задали.
— Ну что ж, — начала Луиза, вроде бы даже не брюзжа, — первым делом — после того как прибралась на кухне — я загрузила в машину кипу полотенец. Дело в том, что женщина, которая приходит четыре раза в неделю и занимается стиркой и прочей тяжёлой работой, большую часть той недели проболела. Покончив со стиркой, я поднялась наверх и навела порядок на втором этаже.
— И в комнате Кэтрин?
— Да, конечно.
— И с ней тогда всё было в порядке?
— Абсолютно, — резко ответила экономка, не в силах скрыть раздражение: очевидно, в моём вопросе она углядела оскорбительный для себя намёк.
— Живот у девочки прошёл? — не отставала я.
— Прошёл. И вообще, не так уж плохо ей было накануне. Слегка тошнило, и всё. Поверьте, случись что-то серьёзное, я бы тут же позвонила доктору. — Губы её сложились в жёсткую линию.
— Не сомневаюсь, — отозвалась я как можно миролюбивее. — Я лишь пытаюсь выстроить общую картину событий. — Вроде бы Луиза слегка смягчилась, и я продолжала: — Что Кэтрин делала, когда вы к ней вошли?
— Лежала на кровати и читала.
— Вы с ней поговорили?
— Спросила, как себя чувствует, а она ответила: «Хорошо». Вот и все разговоры.
— Чем вы занялись дальше?
— Прибрала наверху, чтоб было более-менее пристойно, и спустилась в прачечную — закинуть бельё в сушилку. Потом вытирала пыль и пылесосила в зале, то есть вот здесь. — Она обвела жестом комнату. — Затем мыла туалет, а когда закончила, достала полотенца из сушилки и сложила их в стопку.
Опустив глаза, Луиза принялась нервно теребить юбку, и я поняла, что дальнейшие воспоминания для неё особенно болезненны. Но уже через несколько секунд, справившись с волнением, она продолжала:
— Когда я тащила свои уборочные причиндалы в библиотеку, Кэтрин снова спустилась, встретила меня у дверей. Обычно она обедала в час, но тут сказала, что проголодалась, а я так этому обрадовалась, что бросила всё и побежала на кухню что-нибудь ей приготовить. — Женщина снова умолкла, и я заметила слёзы в её глазах. — За завтраком бедняжечка еле-еле поклевала. Да и по правде, она совсем потеряла аппетит с того дня, как её чуть не сбила машина. Вы ведь уже слышали об этом? — Я кивнула, и Луиза с грустью добавила: — Хотя Кэтрин и раньше плохо ела, упокой Господь её душу.
— В котором часу она спустилась?
— Боюсь, что точно и не скажу, но, по-моему, было около четверти первого, поскольку чуть раньше я смотрела на часы — перед тем как достать бельё из сушилки, — и было начало первого.
— Когда вы отправились на кухню, Кэтрин пошла в библиотеку?
— Да. Сказала, что немножко почитает, а я обещала позвать её, как только всё приготовлю.
— И что было дальше?
— Я так надеялась, что она хорошенько покушает. Бросилась разогревать суп, приготовила сандвич с ветчиной, салатом, помидорами и кетчупом. Выставила на стол картофельный салат и хотела налить ей молока. Но пакет оказался пуст. А ведь после завтрака в нём оставалось не меньше половины. Я решила, что Тодд снова захотел пить, вот и осушил его. — При упоминании имени мальчика голос экономки чуть заметно, почти неуловимо, посуровел.
