— Нет, боюсь, что нет. Я…
— Но ведь вы только что сказали, что собирались мне сегодня позвонить, не так ли? — наступала Эвелина.
— Ну да. Но лишь потому, что считала себя не вправе дольше молчать.
— Насколько мне известно, вы поговорили со всеми членами моей семьи. Неужели не сумели выяснить ничего полезного?
— Да нет, в общем-то. — И тут, после секундного колебания, я решила показать, что не от отметаю бездумно всё подряд, и обсудить то, что узнала о невестке Эвелины. — Вряд ли это имеет какое-то отношение к смерти Кэтрин, но я узнала, что Донна не была ей родной матерью.
— Ну и что?
— Вы об этом не упомянули, и мне интересно почему.
— Потому что это здесь абсолютно ни при чём, вот почему. К убийству это не имеет ровным счётом никакого отношения. Донна была предана Кэтрин всей душой, она была замечательной матерью.
— Вероятно, вы правы. Но тот факт, что она приходилась мачехой, несколько меняет дело, особенно если учесть, что у Донны был мотив.
— Мотив? Какой ещё мотив?
— Триста тысяч долларов, если мои сведения верны. Я говорю только о доле Кэтрин в имуществе вашего сына.
— Но… право, это же смешно! — фыркнула Эвелина Корвин. Но не рассмеялась.
— Почему?
— Донна унаследует во много раз больше, когда умру я, — как и все остальные члены семьи. И ей это известно.
— Что ж, будем надеяться, это случится ещё не скоро.
— Скоро. И это Донне тоже известно. — Не успела я переварить зловещее объявление, а старушка, предвосхищая мой вопрос, продолжила: — Кроме того, я совершенно уверена, что Донна даже не знала о том, что доля Кэтрин перейдёт к ней. Насколько я понимаю, сын внёс дополнение в своё завещание, ничего ей не сказав.
Разумеется, у меня язык не повернулся спросить миссис Корвин, что она имела в виду, говоря о собственной близкой кончине. (Может, другой сыщик и полюбопытствовал бы запросто, но только не я.)
— Кажется, вы очень любите Донну.
— Так и есть. Она — самая лучшая из трёх жён моего сына. Диана — мать Барри — была неплохая, но не совсем ровня Кларку. Понимаю, что выгляжу жуткой снобкой, но она была… неотёсанной. Добрая, хорошая, но несколько вульгарная. А уж Фелиция — это вообще дурная шутка. Я предупредила Кларка, что если он женится на этой потаскушке, я вычеркну его из завещания. И, между прочим, вычеркнула. — Это было сказано с нескрываемым удовлетворением. Помолчав, она добавила: — Понимаете, Дезире, во многих отношениях я старомодна. И когда мне что-то не нравится, не стоит ждать от меня награды. А я считала неправильным, чтобы Фелиция становилась матерью детей моего сына — да и чьих бы то ни было вообще детей, если уж начистоту.
— Позднее вы вновь включили сына в завещание?
— Как только Фелиция сошла со сцены.
— По условиям завещания что происходит, когда наследника вычёркивают или он умирает?
— Его доля делится между оставшимися наследниками.
— А эти наследники…
— Донна, моя внучка Барри и мой правнук Тодд, причём доля Тодда остаётся в доверительной собственности, пока ему не исполнится двадцать один год. Теперь, когда Кэтрин нет, им достанется всё, за исключением, разумеется, небольших сумм, которые получат слуги — экономка Франсис, прожившая со мной долгие годы; Стелла — это кухарка — и мой шофёр, Карл.
— Понятно. Позвольте спросить вас, миссис Корвин. На мой взгляд, вы совершенно уверены, что Донна не убивала Кэтрин, — я права?
— Безусловно.
— А кого вы подозреваете?
— Никого. Никаких подозрений. Уверена в одном: это не был член моей семьи. Просто я надеялась, что они наведут вас на какой-то след… Думала, вдруг кто-то из них что-то знает, сам того не ведая.
Как вам это нравится! Рассуждает в точности как я! То же самое я твердила себе, наверное, раз сто. Но кое-что мы сейчас уточним…
— А если вдруг окажется, что Кэтрин убил кто-то из членов семьи? — прямо спросила я, не желая скрывать от Эвелины побочные эффекты расследования убийства.
— Это невозможно.
— Ну а если? Мне ведь тогда придётся сообщить в полицию.
Повисло молчание.
— Что ж, по крайней мере мы получим ответ, не так ли? — наконец отозвалась она.
Прежде чем закончить разговор, я ещё раз попыталась внушить Эвелине, что, вполне возможно, её внучку никто не убивал.
