— Кстати, на днях я разговаривала по телефону с одним из детективов, занимавшихся этим делом, — неким сержантом Якобовичем. Он пока не смог со мной встретиться, но надеюсь пообщаться с ним на следующей неделе. — Я сделала глубокий вдох. — Поверьте, миссис Корвин, я непременно продолжу детальное изучение этого дела, но, судя по словам сержанта, полиция провела тщательное расследование и…
— Это их версия. Послушайте, Дезире. Мне хорошо известно, что после смерти Кэтрин все смотрят на меня как на выжившую из ума старуху. Может, я и правда не в себе — но только не в этом смысле. Для меня ясно как божий день, что мою Кэтрин убили. И я очень надеюсь, что вы это докажете. — И жалобно добавила: — Пожалуйста, не подведите меня.
* * *
Снова заснуть я даже не пыталась, не то настроение, и потом, уже девятый час. Так что я направилась на кухню.
Приготовила себе чашечку чудесного горячего кофе (правда, чудесного в нём было только то, что он горячий, ибо я варю наимерзейший кофе, какой вы только способны вообразить). И, прихлёбывая отвратное пойло, стала размышлять о миссис Корвин.
Её мольба всерьёз тревожила меня. Учитывая все обстоятельства, скажите на милость, как мне ей угодить? Постой, ответила я себе, расследование продолжается, и надо постараться проявить гибкость ума.
Но что там она сказала: дескать, жить ей осталось недолго? Вот это меня заинтриговало! Конечно, я могла понять её превратно. Не исключено, что она всего лишь имела в виду свой возраст, ведь юной её никак не назовёшь. Да, скорей всего так и есть, решила я. Во всяком случае, понадеялась.
Но самое главное было в другом: хотя Эвелина Корвин и отличалась редким упрямством и властностью, она вызывала у меня огромное восхищение. Я преклонялась перед её силой духа, решимостью и прямотой. И уж впредь я, ей-богу, стану держать её в курсе событий. И не только потому, что обязана. Согласитесь, это куда лучше, нежели просыпаться спозаранок в выходные дни от её звонков. Похоже, с ухмылкой подумала я, именно на это и рассчитывала пожилая леди.
* * *
В десять я начала одеваться, готовясь к полуденному свиданию со Стюартом Мейсоном, моим бухгалтером, другом и — временами — любовником. Когда настают эти самые времена (как сейчас, например), физическая близость — которая возникла в период, когда мы очень нуждались друг в друге, — придаёт нашим отношениям дополнительные и очень приятные нюансы. Однако это вовсе не значит, что мы влюблены, как бы мне того ни хотелось. На свете не так много людей, которых я ценю больше, чем Стюарта, но беда в том, что высокие, белокурые, привлекательные, добрые, внимательные и хорошо обеспеченные мужчины… не совсем в моём вкусе. Я предпочитаю маленьких, тощих и неустроенных. (Да знаю, знаю, благоразумием я не блещу. Но скажите, многие ли могут похвастаться здравым смыслом, когда речь идёт о любви?) Так или иначе, особой беды в том не было, ибо Стюарта я тоже не интересовала. В этом смысле.
Словом, собираться я начала заблаговременно, поскольку Стюарт очень просил не опаздывать.
— Может, пунктуальность противоречит твоим религиозным убеждениям, — заметил он почти всерьёз, — но сделай милость, постарайся быть внизу ровно в двенадцать. Рядом с твоим домом нелегко отыскать место для парковки, а учитывая, что вокруг сплошные стройки, потребуется не меньше пятнадцати минут, чтобы объехать квартал.
Что и говорить, последние два-три раза, когда мы куда-либо намыливались вместе, я не давала Стюарту повода восхититься моей пунктуальностью, но мне хватило наглости обидеться на упрёк.
— Расслабься и не забивай голову, — заносчиво заявила я. — В субботу буду как штык, можешь не сомневаться.
Таких копуш, как я, поискать. А уж если особенно стараюсь хорошо выглядеть, лишь в редких случаях со мной не происходит какая-нибудь катастрофа — зачастую вселенского масштаба. Посему я выделила целых два часа, чтобы привести себя в порядок.
Однако оказалось, сегодня выдался тот самый, редкий случай. Приготовления я начала с пенистой ванны, в которой нежилась двадцать минут, вслед за чем успешно, без накладок (извините за каламбур), наложила макияж. Даже тушь, разнообразия ради, гладко легла на ресницы, а не под глазами. И, влезая в платье — синее, шерстяное, чуть расклёшенное (к которому только что купила замечательный сине-жёлто-розовый шарфик), — я не запуталась в подоле, не разорвала шов и не застряла в молнии. Но главное — о чудо из чудес! — волосы мои тоже вели себя прилично. Каких-то десять минут болезненных процедур — и они готовы к привычной лошадиной дозе лака, благодаря которому ни единая прядочка не отобьётся от стада, даже если мне вдруг вздумается сунуть голову в вентилятор.
