— Это правда, что ты сделал операцию на сердце во время полета? — поинтересовался Соль при первом знакомстве.
— Разве нельзя? — с нарочитым простодушием, скрывавшим вызов, в свою очередь, спросил Серж.
— И был первым, кто решился на такую операцию в космосе? Говорят, тебя даже внесли в книгу рекордов Гиннеса…
— Ну, внесли, — неохотно признался Вивьен.
— Я бы на твоем месте гордился, — сказал Соль. — Как-никак, книга эта издается уже много столетий. Так что ты вошел в историю!
— Как вошел, так и выйду…
Перед стартом корреспонденты выпытывали у Сержа, что привело его на
«Гею».
— Ни разу не бывал в центре Земли, — ответил тот. — Хочу подышать тамошним воздухом.
— И только?
— А разве этого мало?
— Но вы же врач! — не распознав иронии, возмутились корреспонденты.
— Буду счастлив, если в качестве такового окажусь не у дел!
Перси Перс, третий член экипажа, выглядел полной противопо-ложностью
Вивьена. Как многие люди, наделенные от природы богатырской силой, он был простодушен и застенчив. Розовое и гладкое младенческое лицо, большие спокойные руки, поросшие золотистыми волосками, льняная шевелюра редкой красоты и пышности…
Поговорив с Перси, Соль уверился, что он добрый, компанейский парень.
Этого, конечно, было недостаточно, чтобы стать членом экипажа, но и квалификация претендента оказалась наредкость подходящей.
Окончил университет. Потом, к всеобщему удивлению, оставил специальность геосейсмолога и сделался астронавтом. Даже не мечтал попасть на «Гею»
(конкурс-то какой!). Но все же подал заявление. И случилось чудо: единственное в своем роде сочетание профессий штурмана и геосейсмолога склонило чашу весов в пользу Перси.
Тесты подтвердили психологическую совместимость трех интранавтов (не зря утверждают, что противоположности сходятся!), и благословил их Великий
Физик, а Преземш лично напутствовал перед стартом…
Через месяц всех троих охватила уже не просто затаенная тоска по дому, а ностальгия оглушительной силы. Такого чувства они не испытывали даже во время гораздо более длительных космических полетов. Казалось, интрадром остался не в трехстах километрах, а в неисчислимых парсеках от «Геи» или вообще в каком-то параллельном мире.
Подумав об этом, Соль вспомнил, как Великий Физик вскользь упомянул, что моделью параллельных миров может служить многоканальная линия импульсной связи с временным уплотнением.
— Представь, сынок, — говорил он, — что время, в котором мы существуем, не сплошное, а прерывистое: короткие импульсы периодически чередуются с гораздо более длительными паузами. В паузах нет ни нас, ни нашей Вселенной.
Они заполнены множеством других импульсов времени, образующих бессчетное число периодических последовательностей, и в каждой своя Вселенная, свое мироздание…
— Какие же это параллельные миры, если они существуют поочередно? — спросил тогда Соль.
— Не так-то просто отрешиться от постулата непрерывного времени, — усмехнулся Великий Физик. — Мы не существуем в паузах, а значит, не замечаем их: паузы для нас тоже вроде бы не существуют. Поэтому, признавая множественность мирозданий, мы предпочитаем считать их параллельными нашему.
Воспоминания… Они одолевали не только Соля. Но интранавты старались не бередить друг друга ими, загоняли ностальгию в глубь подсознания, откуда она так некстати выплескивалась.
В их отношениях появилась грубоватая нежность. Теперь они представляли собой как бы человеческое общество в миниатюре, но несравненно более доброе и сплоченное.
