— Плоть вовсе не синоним материи. Кроме вещества существует поле, и не только оно. Материя полиморфна, то есть может принимать множество форм.
Кстати, вскоре после моего первого воскрешения «призраки» обрели плоть, разумеется, не белковую. Так оказалось удобнее.
— Но само слово «призрак»…
— Оно придумано мною, причем в ироническом смысле: будучи человеком, я, как и вы сейчас, относился к информационным копиям с недоверием и даже неприязнью. Но, перейдя в новое качество, понял, насколько был не прав. А слово «призрак» с моей легкой руки вошло в обиход уже без малейшего оттенка иронии.
— Значит, ничего мистического? — недоверчиво проговорил Вивьен.
— Повторяю, «призраки» не менее материальны, чем люди. Но, в отличие от них, практически бессмертны.
— А как же вы сами?
— Не воспринимайте «бессмертие» буквально, — сказал Кей, как уже говорил когда-то «гарантам». — Существование «призрака» может продолжаться сколь угодно долго, но при определенных условиях. Я же, по стечению обстоятельств, их лишился. Думал: на этот раз умираю бесповоротно. Не знал, что интеллект-автоматы, на которых, подобно вам, смотрел свысока, втайне от меня смоделировали мою личность. Когда я погиб, они восстановили ее на своей элементной базе. И, представьте, я вновь не утратил ничего человеческого.
— Вы уверены? — спросил Вивьен скептически. — А может, вам так лишь кажется?
— Не исключено. А если и вам тоже «лишь кажется»?
— Что это значит? — оторопел Серж.
— Например, то, что все вы погибли от удушья, а мы, презренные интеллект-автоматы, воспроизвели вашу сущность, как было когда-то со мной.
— Вы, конечно, шутите?!
— Допустим. А вы?
— Не обижайтесь на нас, — вмешался Соль. — Кем бы вы ни были, мы рады встрече с вами. Даже если она произошла не по нашей воле.
— Разве вы отправились сюда не добровольно?
— Приняв сигнал из центра Земного шара, наши ученые решили, что внутриземной разум, в существовании которого они не сомневались, просит о помощи. И вот мы здесь.
— Нам нужна помощь, правда. Как правда и то… — сделал паузу Кей, — что я присутствовал при рождении Земли.
— Ничего подобного не могло быть! — вырвалось у Соля. — Хо-тя… Великий
Физик уверял: «невозможное невозможно». Тогда я лишь внутренне усмехался, но после случившегося с нами… Вижу, до всего надо дойти своим умом…
— Вы близки к истине, — одобрительно кивнул Кей. — Так послушайте, с чего все началось.
В течение нескольких часов перед интранавтами прошла ретроспектива драматических событий. Рассказ Кея был не просто убедителен и образен, он порождал у слушателей чувство причастности к тому, что происходило в безднах времени и пространства.
Глобальная катастрофа на Геме, вызванная спонтанным воспроизводством радиации… Ноев ковчег — Космополис… Мыслелетчица Джонамо, связавшая «благополучную» планету Мир с Гемой… «Призраки»… Коллективный разум…
Спящая цивилизация эмбрионов…
Эпопея сфероида… Панцирь, сковавший островок разума…
Они были ошеломлены услышанным. Гигантский эксцентрик субъядра — насос, перекачивающий магму… Поле тяготения, расщепленное на постоянную и переменную составляющие… Противоборствующие гравитационные вихри…
Промежуточный слой, где время, как физическая величина, обращается в нуль, а вещество теряет атомную структуру…
Против этого восставал разум.
О чем-то похожем писал в конце второго тысячелетия ученый-самоучка
Николай Корнилов. Возможно, будь он по образованию физик, к его словам прислушались бы. Но он был конструктором охотничьих ружей (охота еще не считалась занятием аморальным), так кто же поверит в правоту дилетанта?
Его учение восприняли как курьез и быстро забыли. Перси Перс слышал о нем от своего университетского профессора, который коллекционировал казусы.
«Если бы Корнилов, не дай Бог, оказался прав, — говаривал тот, — наше представление о качественной структуре физических явлений разлетелось бы вдребезги. К счастью, это лишь бред талантливого параноика, вообразившего себя сразу Ньютоном, Максвеллом и Эйн-штейном…»
Сейчас Перси пожалел, что профессора нет рядом.
— Не зря Великий Физик ввел понятие интракосмоса, — задумчиво произнес
