Мне пришлось слетать в Женеву и перевести еще денег на новое Аленкино предприятие, уже связанное с Голливудом. Но и оно благополучно прогорело. Потом была адвокатская контора в Филадельфии, плантация цитрусовых во Флориде…
Но любой бизнес, за какой бы она ни бралась, у нее заканчивался неминуемым крахом. Наконец моему терпению пришел конец. Я назначил ей встречу в Нью-Йорке, приурочив ее к своей служебной командировке в Штаты.
Каково же было мое удивление, когда в ресторан, где я ее поджидал, пришла потрепанная, сильно располневшая женщина, выглядевшая намного старше своих лет. Чмокнув меня в щеку чересчур накрашенными губами, она стала раскладывать передо мной листы очередного бизнес-плана.
– Мне нужно каких-то пять миллионов, и я за год верну все дедушкины деньги, – заявила она мне нетрезвым голосом. – Ты ведь не забыл, что я теперь его единственная наследница?
– А не лучше ли просто положить эти деньги на сберегательный счет в надежный банк и жить на проценты? Завести семью, детей? Издать свои стихи, наконец? Ты же неплохо когда-то писала, – попробовал возразить я.
Алена быстро разделалась со своим коктейлем и тут же заказала новый.
– Майкл, ты совсем не понимаешь Америки. В этой стране остановиться – значит отстать безвозвратно. На этот раз успех гарантирован. Уж сейчас-то я возьму свое…
К концу вечера она так напилась, что мне пришлось отвезти ее домой на такси. Она снимала небольшую студию в непрестижном районе. Я позвонил в дверь, ибо достать ключи из своей сумки дама не могла, а рыться в чужих вещах я не умею. Дверь открыл смуглый юноша лет восемнадцати от силы. Мордашка на содержании. И, грубо переняв у меня нелегкую ношу, швырнул женщину на пол и пнул ее ногой в живот. А потом стал быстро кричать что-то по-английски.
Я вынужден был войти в квартиру и от всей души врезать этому наглецу кулаком в челюсть. Он тут же осел на пол рядом с Аленой. А я, оставив их лежать на полу, захлопнул дверь, спустился вниз, сел в ожидавшее меня такси и уехал к себе в отель.
Утром я попросил своего адвоката положить внучку моего учителя на лечение в лучшую наркологическую клинику и оплатить все ее счета, но никаких денег ей на руки без моего разрешения впредь не выдавать. Все-таки ошибся дядя Ваня: не жену я приобрел в лице его внучки, а всего лишь непутевую дочь.
Моя мама, когда я ей признался, что после смерти Ивана Матвеевича в моем распоряжении оказалась весьма значительная сумма, только повела плечами и сказала:
– Я надеюсь, что ты сможешь пристроить ее с умом.
Сама же наотрез отказалась взять из нее хотя бы цент.
– Я неплохо зарабатываю, сын, и смогу прокормить себя сама.
К тому времени из Министерства путей сообщения стали выделяться самостоятельные транспортные компании. В одну из них пригласили на работу главным бухгалтером мою маму. Она в месяц получала чистыми на руки несколько тысяч долларов, и ей этого при ее экономности с лихвой хватало на жизнь, более того, она еще умудрялась из этих денег помогать и своему сыну, банкиру, ворочавшему миллиардами, но зачастую остававшемуся без гроша в кармане.
1992 год стал шоком для всех россиян. И я не был исключением. Когда Ельцин назначил премьер-министром Егора Гайдара, а тот отпустил цены на все товары, инфляция галопом понеслась по России. Рубль обесценивался со страшной силой, буквально не по дням, а по часам.
По требованию начальства Неклюдова часть валюты из Цюриха я перевел в рубли для повышения объемов кредитования и раздал клиентам. Потом пришлось поднимать кредитную ставку. Ведь деньги обесценивались, а кредиты были долгосрочные. Подчиненным Неклюдова приходилась каждый день мотаться по заемщикам и «убеждать» их либо досрочно погашать полученные кредиты, либо подписывать новые договоры с банком, соглашаясь на более дорогие деньги.
К концу года мы выдавали кредиты под 240 процентов годовых. И, естественно, столкнулись с проблемой возврата долгов. На инфляции и кидняках залетали многие. Мой банк, хоть и пользовался самой надежной крышей бывшего КГБ, тоже пострадал изрядно. В общем, через год от миллионов Ивана Матвеевича, которые мы конвертировали в рубли, остались только рожки да ножки. Что-то мы проели сами, что-то Неклюдов утащил в своем дипломате неизвестным мне адресатам, а что-то мы просто не смогли вернуть от своих заемщиков.
