Алая буква - страница 209
– Мисс Пинчеон! – закричал мальчишка, колотя по стеклу. – Я хочу слона!
Ответа не последовало и на несколько повторных призывов, отчего Нед начал терять терпение, а поскольку маленький котел его страстей было легко вскипятить, вскоре он поднял камень с хулиганским намерением бросить его в окно, дав волю своей бурлящей ярости. Но мужчина – один из двоих, которые как раз в это время шагали мимо, – поймал сорванца за руку.
– Что случилось, старина? – спросил он.
– Мне нужна старая Хепизба или Фиби, кто угодно из них! – ответил Нед, всхлипывая. – А они не открывают дверь, и я не могу получить своего слона!
– Отправляйся в школу, сорванец! – ответил ему прохожий. – Там за углом еще одна грошовая лавочка. Очень странно, Дикси, – добавил он, обращаясь к своему спутнику, – что-то случилось со всеми этими Пинчеонами! Кузнец, владелец платной конюшни, сказал мне, что вчера судья Пинчеон оставил у него коня, сказал, до обеда, и до сих пор его не забрал. А один из наемных рабочих судьи сегодня спрашивал про него. Судья, говорят, не из тех людей, которые не приходят домой ночевать.
– О, он вернется в полном порядке! – сказал Дикси. – А что до старой девы Пинчеон, ручаюсь, она влезла в долги и сбежала от своих кредиторов. Я предсказал, помнишь, в то первое утро, когда она открывала лавку, что ее дьявольский прищур распугает всех покупателей. Они такого не выдержат!
– Я никогда и не думал, что у нее получится, – ответил его друг. – Эти грошовые лавки слишком переоценены дамами. Моя жена пыталась такую открыть и потеряла пять долларов на издержках!
– Плохо дело! – сказал Дикси, качая головой. – Плохо дело!
В течение утра предпринимались разнообразные попытки достучаться до обитателей этого молчаливого и неприступного дома. Приезжал поставщик корневого пива в своем тщательно выкрашенном фургоне, привез несколько десятков полных бутылок, чтобы обменять их на опустевшие, затем приходил пекарь со множеством печений, которые Хепизба заказала у него, чтобы продать в розницу, мясник с прекрасной вырезкой, которую, как он полагал, Хепизба просто не сможет не выкупить ради Клиффорда. Если бы любой из этих наблюдателей знал об ужасном секрете, сокрытом в доме, его сковал бы странный ужас от мысли о том, что вся эта жизнь вьется бурным водоворотом вокруг невидимого мертвого тела!
Мясник был так восхищен своей ягнячьей вырезкой или каким-то другим лакомством, которое он привез, что попробовал стучать во все двери Дома с Семью Шпилями, вернувшись в итоге к лавочке, с которой начал свои обычные призывы.
– Это отличное мясо, и я знаю, что старая леди его непременно купит, – говорил он себе. – Не могла же она уйти! За те пятнадцать лет, которые я вожу тележку по улице Пинчеон, ни разу не слышал, чтобы она покидала дом, хоть часто можно было стучать весь день, так и не дождавшись ее у двери. Но то было в те времена, когда она заботилась только о себе.
Заглянув в ту же щель между занавесками, куда немногим ранее смотрел сорванец с огромным желанием съесть слона, мясник обнаружил внутреннюю дверь, но не закрытую, как видел мальчик, а отворенную почти настежь. Каким бы образом это ни случилось, то был факт. Коридор казался темным проходом в более светлую, но все же окутанную сумерками приемную. Мясник вдруг понял, что очень четко различает крепкие ноги в черных панталонах, – в большом дубовом кресле сидел человек, часть фигуры которого закрывала спинка. Высокомерное спокойствие обитателя дома, которым тот отвечал на неустанные попытки мясника привлечь внимание, так уязвили последнего, что он решил отступить.
«Значит, – думал он, – чертов братец старой девы Пинчеон сидит себе, пока я изо всех сил пытаюсь его дозваться! Ну что ж, если свинья не умеет себя вести, она достойна палки! Я считаю унизительным вести торговлю с такими людьми, и с этого часа, если они захотят колбасы или унцию печени, им придется самим бежать за моей тележкой!»