– И ты собрался лишить нас этого? – спросила Хепизба, не в силах сдержать горькое пренебрежение. – Это твоя цена за то, что ты прекратишь обвинять бедного Клиффорда?
– Конечно же нет, моя дорогая кузина! – ответил судья с добродушной улыбкой. – Наоборот, если бы ты была справедлива ко мне, я постоянно выражал бы готовность удвоить или утроить ваши средства, лишь бы ты согласилась принять подобного рода помощь из рук своего родственника. Нет, нет! Но именно в этом лежит суть разговора. Из несомненно огромных владений моего дяди, как я уже говорил, осталась не половина, едва ли треть, я уверен. И у меня есть весьма серьезные основания полагать, что твой брат Клиффорд может намекнуть мне на то, как вернуть остальное.
– Клиффорд? Клиффорд знает о скрытом богатстве? Клиффорд способен сделать тебя богатым? – воскликнула старая леди, пораженная абсурдностью идеи. – Невозможно! Ты сам себя обманываешь! Это же просто смешно!
– Это столь же верно, как то, что я стою сейчас здесь! – сказал судья Пинчеон, ударяя своей тростью в пол и в то же время топая ногой, словно подтверждая свою убежденность всей своей впечатляющей фигурой. – Клиффорд сам мне сказал!
– Нет, нет! – пораженно воскликнула Хепизба. – Ты бредишь, кузен Джеффри.
– Я не отношусь к тем, кто живет мечтами, – тихо ответил судья. – За несколько месяцев до смерти дяди Клиффорд похвалялся, что узнал секрет невероятного богатства. Он хотел поддразнить меня, возбудить мое любопытство. Я это знаю. Но, прекрасно запомнив детали того разговора, я убедился, что он говорил правду. Клиффорд в данный момент может – и должен! – сообщить мне, где найти план, документы, доказательства, в какой бы форме они не существовали, потерянной собственности дядюшки Джеффри. Он знает секрет. Его хвастовство не было пустым. Он доказал мне реальную основу своих таинственных высказываний!
– Но с чего бы Клиффорду так долго скрывать эту тайну? – спросила Хепизба
– То был один из порывов, свойственных падшей натуре, – ответил судья, отводя взгляд. – Он видел во мне врага. Он считал меня причиной своего сокрушительного позора, своего смертного приговора, необратимого краха. А потому не было шанса, что он, сидя в темнице, поделится со мной информацией, способной поднять меня еще выше по лестнице благосостояния. Однако настало время, когда он обязан раскрыть свой секрет.
– А что, если он откажется? – поинтересовалась Хепизба. – Или – в чем я искренне уверена, – что, если он не знает об этом богатстве?
– Моя дорогая кузина, – сказал судья Пинчеон со спокойствием, которое было убедительнее любой жестокости, – с момента возвращения твоего брата я принял меры предосторожности (оправданные для родственника человека, находящегося в подобной ситуации), и за ним тщательно наблюдали. Ваши соседи следили за всем, что происходит в саду. Мясник, пекарь, торговец рыбой, некоторые покупатели вашей лавочки и множество любопытных старых леди рассказали мне о деталях происходящего в доме. Еще более широкий круг, включая меня самого, может подтвердить его странное поведение у арочного окна. Тысячи людей видели, как неделю или две назад он едва не спрыгнул оттуда на улицу. Исходя из этих свидетельств, я могу заключить – с неохотой и глубокой печалью, – что несчастья Клиффорда так повредили его интеллект, и без того не слишком сильный, что он не может оставаться среди людей. В качестве альтернативы, должен вас уведомить, – а это будет зависеть целиком и полностью от моего решения, – в качестве альтернативы будет предложено поместить его, скорее всего, пожизненно, в общественный приют для персон, находящихся в смутном состоянии рассудка.
– Ты не можешь этого сделать! – закричала Хепизба.
– Если мой кузен Клиффорд, – продолжил судья Пинчеон совершенно бесстрастно, – из чистой злобы и ненависти к тому, кто питает к нему естественную симпатию, то есть страстей, которые чаще иных указывают на психическое заболевание, откажется сообщить мне столь важную информацию, которой он наверняка обладает, я сочту это последним нужным мне доказательством его сумасшествия. Ты, кузина Хепизба, прекрасно знаешь, что, единожды выбрав путь, я не склонен с него отступать.
