– Вот она! – сказал плотник. – Поговорите с ней!
– Эллис! Дочь моя! – воскликнул мистер Пинчеон. – Милая моя Эллис!
Она не откликнулась.
– Громче! – сказал Мол, улыбаясь.
Мистер Пинчеон в ужасе склонился к ее ушку, которое всегда было так чувствительно к любому диссонансу. Но было ясно, что она ничего не слышит. Словно огромное расстояние возникло между ними, и отец не мог до нее докричаться.
– Лучше коснитесь ее! – сказал Мэттью Мол. – Встряхните девушку, сильнее! Мои руки слишком огрубели от топора, пилы и стамески, иначе бы я вам помог.
Мистер Пинчеон взял ее за руку и испуганно сжал. Он поцеловал ее с таким исступлением, что не почувствовать это было невозможно. Затем в порыве злости он встряхнул ее с такой силой, что затем боялся об этом вспоминать. А когда убрал свои руки, Эллис, гибкая, но совершенно пассивная, приняла ту же позу, в которой сидела, когда он только начал пытаться ее разбудить. Мол шагнул в сторону, и лицо девушки развернулось к нему, словно и во сне она была ему послушна.
Ужасно было видеть, как мистер Пинчеон, сдержанный, надменный джентльмен, приверженный условностям, забыл о своей гордости, как слетала пудра с его парика, а расшитый золотом жилет мерцал в свете пламени камина, пока он содрогался от ярости, ужаса и горя.
– Злодей! – кричал мистер Пинчеон, потрясая кулаком перед Молом. – Ты сговорился с дьяволом и отнял у меня дочь! Верни мне ее, отродье старого колдуна, или пойдешь на Висельный Холм по стопам своего деда!
– Мягче, мистер Пинчеон! – насмешливо ответил плотник. – Спокойнее, ваша милость, иначе вы испортите кружева на своих манжетах! Разве я виноват, что вы продали свою дочь за одну лишь надежду получить пожелтевший пергамент? Госпожа Эллис просто заснула. А теперь позвольте Мэттью Молу испытать, будет ли она столь горда, как была до сегодняшней встречи с плотником!
Он говорил, и Эллис отвечала с тихим, смиренным вынужденным согласием и тянулась к нему, как пламя факела тянется вслед дуновению ветра. Он сделал жест рукой, и она поднялась со стула – в слепом, но очевидном порыве приблизиться к нему. Гордая Эллис подошла к нему. Он отмахнулся, и, отступив, девушка снова упала на стул.
– Она моя! – сказал Мэттью Мол. – Моя, по праву более сильного духа!
Далее легенда рассказывает о длинных и чудовищных заклинаниях плотника (если их можно так назвать), при помощи которых он пытался отыскать потерянный документ. Похоже, он стремился превратить разум Эллис в своего рода телескопический проводник, посредством которого мистер Пинчеон и он сам могли бы заглянуть в мир духовный. И ему удалось установить и удержать некий контакт с одним из покойников, обладавших знанием о потерянном секрете и унесших его с собой в могилу. Во время транса Эллис описывала три фигуры, явившиеся ее духовному восприятию. Первой был почтенного возраста суровый и надменный джентльмен, одетый в мрачные, хоть и праздничные и дорогие одежды, но с большим кровавым пятном на богато расшитом шарфе; вторым был старик в бедном платье с темным и злобным лицом, шея его показалась ей сломанной; а третьим был человек не столь преклонного возраста, но явно уже не юный, одетый в грубую шерстяную тунику и кожаные штаны, с линейкой плотника, торчащей из кармана. Все три видения обладали знаниями о потерянном документе. Один из них – старик с кровавым пятном на шарфе, – если только жесты его были истолкованы верно, казалось, обладал искомым документом, но двое других посвященных в тайну не позволяли ему избавиться от тягостного секрета. Наконец, когда он выказал решимость рассказать свою тайну так, чтобы ее услышали живущие, его компаньоны начали с ним бороться, зажали ему руками рот, и – словно он подавился тайной или она сама была алого цвета – свежая кровь проступила на его шарфе. После чего две бедно одетые фигуры начали насмехаться над посрамленным старым сановником, указывая пальцами на пятно.
В этот момент Мол развернулся к мистеру Пинчеону.
– Этого они никогда не позволят, – сказал он. – Хранение этого секрета, способного обогатить потомков, является частью искупления для вашего деда. Он должен давиться тайной, пока та не потеряет своей ценности. Оставьте себе Дом с Семью Шпилями! Слишком высокой ценой куплено это наследство, слишком тяжело лежащее на нем проклятие, чтобы избавить потомков полковника от наказания.
