Однако худшей бедой – самым сильным ударом судьбы для Хепизбы и, возможно, для Клиффорда, – было его непоколебимое отвращение к ее внешности. Черты лица, никогда не обладавшие прелестью, а теперь огрубевшие от возраста и горя в отшельничестве, ее платье и в особенности ее тюрбан, странные и старомодные манеры, которые она приобрела во время долгого одиночества, – таковы были внешние особенности старой леди, и неудивительно, что ценитель Прекрасного старался на нее не смотреть. И невозможно было этого исправить. То был последний импульс, который мог бы в нем умереть. В последний свой час, когда последний же вздох сорвется с губ Клиффорда, он, без сомнения, сожмет руку Хепизбы с искренней благодарностью и признанием ее щедрой любви и закроет глаза – но не столько от близости смертного сна, сколько для того, чтобы не видеть больше ее лица! Бедная Хепизба! Она серьезно раздумывала о том, что можно сделать с собой, думала даже украсить тюрбан лентами, чем вспугнула нескольких ангелов-хранителей, удержавших ее от эксперимента, который мог бы оказаться фатальным для возлюбленного объекта ее тревоги.
Помимо недостатков внешности Хепизбы, была еще некая неуклюжесть, которая сопровождала все ее дела, мешала во всех начинаниях и портила все задумки. Она была горем для Клиффорда и знала об этом. Будучи в крайне затруднительном положении, старая дева обратилась к Фиби. В сердце ее не было ревности. Если бы Небо короновало героическую верность всей ее жизни, сделав проводником счастья для Клиффорда, это стало бы достаточной наградой за все мучения прошлого, радостью неяркой, но глубокой и истинной, достойной тысячи других экстазов. Но это было невозможно. А потому она обратилась к Фиби и перепоручила задачу всей своей жизни заботам молодой девушки. Последняя приняла ее радостно, как и другие задания, не ощущая всей важности миссии и преуспев с привычной ей простотой.
И вскоре Фиби стала совершенно необходима для ежедневного комфорта, если не самой жизни, двух одиноких людей. Мрак и убожество Дома с Семью Шпилями словно исчезли после ее появления, постоянная сухая гниль прекратила подтачивать бревна, пыль перестала собираться толстым слоем на старинных потолках, полах и мебели нижних комнат – или, по крайней мере, появилась маленькая хозяюшка, легконогая, словно ветер, который подметает дорожки сада, и стала регулярно вытирать пыль. Тени мрачных событий, населявшие пустующие апартаменты, тяжелый и душный запах смерти, давно застывший во многих спальнях, – они были бессильны перед очистительным влиянием, пропитавшим атмосферу дома вместе присутствием юного, свежего, цельного сердца. Будь у Фиби хоть какой-то порок, старый дом Пинчеонов стал бы самым подходящим местом для того, чтобы взрастить из него неизлечимую болезнь. Но пока что по силе своей ее дух походил на эфирное розовое масло, хранившееся в одном из огромных, окованных железом сундуков Хепизбы и наделявшее своим ароматом самые разные вещи: простыни и кружева, носовые платки, чепчики, чулки, сложенные платья, перчатки и прочие сокровища. И, как каждая вещь в огромном сундуке становилась лучше благодаря розовому аромату, так мысли и эмоции Хепизбы и Клиффорда, при кажущейся мрачности, приобретали тонкий налет счастья благодаря присутствию с ними Фиби. Ее подвижное тело, живой ум и юное сердце постоянно побуждали ее совершать уйму всяческих дел, которых словно ждали ее руки, а также своевременно проявлять сочувствие – порой живое, как у щебечущих на груше малиновок, порой глубокое, насколько это было возможно для мрачной тревоги Хепизбы и смутных стенаний ее брата. Такая способность к адаптации является одновременно признаком доброго здоровья и лучшим его хранителем.
Подобные Фиби личности часто оказывают то же влияние, но редко вознаграждаются по заслугам. Однако ее духовные силы в какой-то степени поддерживались тем фактом, что она нашла свое место даже в мрачных обстоятельствах, которые окружали хозяйку дома, а также ее влиянием на характер, намного уступавший ей по силе. Возможно, в моральном отношении эта девушка и старая леди отличались столь же разительно, как сухопарая и долговязая фигура Хепизбы отличалась от стройной и легкой Фиби.
