Рязанский князь выдержал паузу, разочарованно вздохнул, так и не услышав ни одного слова, и решительно встал из-за стола.
— И то верно, — произнес он. — Время уже позднее, а я тебя пытать удумал. Пойдем-ка лучше спать. Только дай кого-нибудь из холопов, чтоб проводил до ложницы, а то мы тут с Епифаном заплутаем по пути.
— Я сам тебя доведу, — тихо сказал Василько.
Пока они неспешно шли, юный князь по-прежнему угрюмо молчал. Раза два-три он уже совсем собирался с духом, но в самый последний момент перебарывал себя. Каких усилий воли ему это стоило — оставалось только догадываться.
Прорвало Василька на следующий день, когда Константин обмолвился, что завтра рано поутру ему надо бы уже уехать.
— Так скоро? — печально произнес тот. — А то погостил бы еще. На охоту бы съездили. Да мало ли куда.
— Какой из тебя теперь охотник, — усмехнулся Константин. — Я так понимаю, что тебя самого кто-то подстрелил. Да как метко — прямо в сердце стрела вошла.
Василько долго молчал, потом нехотя выдавил:
— И оперение у стрелы этой опознать сможешь?
— Немудрено. Хоть оперение, хоть наконечник. Она же навылет прошла. — И после паузы спокойно осведомился: — Так ты породниться со мной захотел?
— А если и так, то что?! — почти с вызовом не сказал — выкрикнул Василько.
— А ничего. Говорю же, что могу помочь. Как мыслишь, если я сам в сваты к тебе пойду? Хотя нет, — немного подумав, отказался он от своего предложения и пояснил: — Я же ее старшей сестре мужем довожусь, а ты сам обычаи дедовские ведаешь. Если девка сиротой осталась, то старшие ей вместо матери с отцом. С матерью понятно — Ростислава есть. А вот брата у нее вовсе нет, ни старшего, ни младшего. Тогда получается, что я, как муж Ростиславы, как раз и прихожусь вместо отца твоей Анне.
Услышав имя любимой, которое впервые прозвучало в речи Константина, Василько вздрогнул.
— А ты против, Константин Володимерович? — спросил он тихо.
Это был даже не шепот. Так, прошелестело только, как осенний лист, когда он, уже сорванный с ветки, укладывается поближе к своим братьям. Константин больше по губам догадался, нежели услышал.
— Если бы я против был, то никаких разговоров с тобой вовсе бы не заводил. Чтобы ваша свадьба не состоялась, мне, если хочешь знать, даже и отказывать тебе ни к чему. Иные бы нашлись, против которых и князь бессилен.
— Это как же? — оторопел Василько.
— А так, — вздохнул Константин. — В том-то и кроется твоя главная беда. Церковь на твой брак никогда согласия не даст и венчать вас ни за что не станет.
— Почему?
— Да потому, что патриарх воспретит. Слышал такое — до седьмой степени родства?
— Слыхал что-то, — пожал плечами Василько. — Так ведь разве она мне сродни?
— А ты как думал, — степенно ответил Константин, порадовавшись в душе, что не поленился и тщательно записал со слов Ростиславы все, что она помнила — кто на ком женат, кто чей отец, дед и прочее. — У вас ведь с нею отцы, — он почесал в затылке, вспоминая, как правильно назвать, и после легкой заминки продолжил: — Братаны двухродные[82].
— Но ведь она же была замужем за моим братом, и церковь их обвенчала? — растерянно произнес Васильке — Как же так?
— А вот так, — развел руками Константин. — Многое забываться стало, но не так давно вспомнили. К тому же раньше у нас митрополит был, а теперь — патриарх Мефодий. Такие браки церковью больше освящаться не будут. Он уже и грамотку специальную по всем епархиям разослал. Не веришь мне, так спроси у своего епископа.
— А как же мне теперь быть-то!? Я же люблю ее! Я без нее… Да мне и жить незачем, если без нее! — чуть не заплакал Василько.
— Как жить, спрашиваешь, — вздохнул Константин. — Есть один выход. Князю, конечно, патриарха не пересилить. Не по чину ему это. С епископом и то не всегда получается управиться. А вот если царь всея Руси даст согласие на ваш брак — тут дело иное. Против царя даже патриарху тяжело идти. — И подытожил: — Словом, считай, что ко мне — потому как я твоей суженой вместо отца — ты уже посватался и согласие получил. А остальное… Ну, тут уж моего венчания на царство надо подождать. Так-то оно понадежнее будет.
