— Вранье! — пренебрежительно бросил Чок. — Все вранье! Картины Рафаэля в холщовой сумке! Бред какой-то.
— Ничего не бред. Вот, послушай еще. — Любовь снова откинула волосы и повела в воздухе рукой так, словно в пальцах у нее дымилась папироса. — Как-то я приехала на Капри. Сезон еще не начался, но все было готово к празднеству. Цвели гревилеи, сладко пах жасмин и сверкали чисто вымытые кипарисы. Мне было немножко скучно, самую малость, но уезжать было рано. У меня была назначена важная встреча, а мой конфидант запаздывал. Я много бродила по аллеям над морем, и однажды меня поразил незнакомый запах. Я знаю запах каждого цветка Европы и каждого дерева. А этого запаха я не унюхивала нигде и никогда. Я пошла на запах, но вокруг были только знакомые растения и цветы. Запах петлял, как заячьи следы, то вспыхивал, словно огненный куст в пустыне, то растекался по траве и убегал в кусты. Так я дошла до входа в маленький грот. Напротив грота на скамейке сидел высокий молодой человек в белом чесучовом костюме. В руке у него что-то посверкивало. Я подошла ближе. Молодой человек махнул рукой, и запах меня оглушил. В нем было все: и тоска, и сладость, и заключительный аккорд и первые звуки вступления. Он был прекрасен. «Вот вы и пришли, — сказал молодой человек. — Значит, именно вы мне и нужны. Завтра мы поедем кататься на лодке». А я барахтаюсь в этом запахе, как мышь в сметане, и не понимаю, что со мной происходит. Наконец, запах слегка рассеялся. Я поняла, что он исходит из колбы, обыкновенной лабораторной колбы, которую этот человек держит в руках. «Что это?», — спрашиваю. «Духи. Я придумал новые духи». Встал неторопливо и представился: «Кристиан Берре. Лучший парфюмер мира». Безумец. Ах, какой он был безумец! А назавтра мы действительно поехали кататься на лодке. Этот хитрец знал, что в знаменитую пещеру на Капри можно попасть только в момент прилива, на высокой волне. А потом начинается отлив, и выбраться оттуда невозможно. Нужно ждать высокой волны, а она приходит только под вечер. Но мы неплохо провели время. А духи он посвятил мне. Они назывались «Натали». И я долгие годы получала от Кристиана из Парижа фильтры, через которые их пропускают. В этих фильтрах такая концентрация духов, что одного кусочка хватает на долгие годы.
— Опять враки! — усмехнулся Чок.
— Нет! Она дала мне один такой фильтр. Вот он. Понюхай! Почти двадцать лет прошло, а он все еще пахнет. Она сказала, что ей уже не удастся поехать в Париж, но я когда-нибудь поеду. И она даст мне письмо к этому Кристиану или к его наследникам. И я тоже смогу получать эти духи бесплатно. Но она сказала, что ее духи могут мне не подойти. Она сказала, что каждая женщина должна выбрать свои духи сама, а еще лучше, если духи выберут ее. Как это случилось с ней на Капри. Этот Кристиан специально капал на кусты и траву свои духи, но только Натали пошла на запах и пришла к нему. Это правда, правда! А если ты не веришь, иди к черту! Ты мне надоел!
Глаза Любови наполнились слезами. Она оттолкнула протянутую руку Чока и ушла в парк, окружавший ее школу.
— Любовь в тебе души не чает, — сказала Мали подруге.
— Она любит мои рассказы. Особенно про любовь. Знаешь, в лагере бабы меня мучили просьбами рассказать про любовь. И обязательно с принцем, изменой и поцелуем в конце. Твоя дочь много сложнее. Ей не нужны ни принцы, ни измены, ни поцелуи. Она понимает про любовь, пожалуй, больше, чем мы с тобой.
— Не знаю, как ты, а я в этой материи не понимаю ровно ничего, — невнимательно ответила Мали. — Ты не должна обижаться на Софию, — продолжила она, стараясь не глядеть на Натали, — она очень изменилась за последние годы. Мы уже не находим общего языка. Впрочем, это началось еще на пустыре.
— На каком пустыре? Расскажи! — оживилась Натали.
Ей надоели расспросы о житье-бытье на Лене. Истории, которые произошли в ее отсутствие с близкими и не близкими ей людьми, интересовали ее куда больше.
— Когда тебя арестовали, а в твою квартиру решили вселить партейгеноссен Рашель Бибкис, я проникла в ванную и унесла один кусок мыла, в котором по твоим рассказам должен был лежать большой бриллиант. Я думала… я хотела передать его тебе. Юцер пытался договориться о выкупе, но ему велели забыть об этой затее, чтобы тебе же не было хуже.
