— Во времена Наполеона кровавая гильотина почти прекратила свою работу. Лучшие умы Европы с восторгом встречали армии Наполеона, которые несли просвещение и прогресс. Знаешь ли ты, сколькими открытиями мы обязаны ученым, которых Наполеон возил с собой по всему миру? Возьмем, хотя бы Шампольона…
— Наполеон объявил себя императором! — возразила Любовь.
— Наполеон был императором, — устало ответил Юцер. — Он был великим императором и великим человеком.
— Если я скажу такое, — ответила Любовь, — мне поставят двойку, а тебя вызовут в школу.
— Отвечай, как велено, — вздохнул Юцер, — но помни правду. Тут действительно жуткая вонь. Я скажу Эмилии.
— Не надо, — спокойно сказала Любовь, — если Сталин и вправду сдох, я сама все уберу. Может, оно и не понадобится.
— Что? — удивился Юцер.
— Зачем тебе знать? — дернула плечом дочь.
Дело же было в том, что за месяц до этого Юцер вызвал Любовь для разговора. Он сидел за обеденным столом и катал по скатерти катышек хлеба, что обычно Мали категорически и никому не позволяла делать.
— Вот что, — сказал, наконец, Юцер, — ходят слухи, что евреев будут вывозить в Сибирь. Будто бы эшелоны уже стоят на запасных путях. Нам с мамой деваться некуда, меня все знают. А ты ехать не должна — в Сибири плохо и холодно. Вот ты и останешься с Эмилией. Ты же ее любишь.
Любовь спокойно кивнула. Всю ночь она думала, как это будет. А к утру все решила. Решила же она притвориться, будто остается с Эмилией, а когда все уедут — отправиться за ними вслед. Она была уверена, что в этом ей помогут хорошие советские люди. Пока суд да дело, Любовь начала изучать географический атлас, чтобы проложить маршрут в Сибирь. Карта Сибири была испещрена голубыми линиями. Вот и хорошо, подумала она, плыть легче, чем идти пешком. Тут ей пришло в голову, что грести она не умеет. Это осложняло дело. Любовь спустилась во двор и долго бродила там, чертя палочкой по подмерзшему снегу сложные схемы.
— Что это ты рисуешь? — спросил незаметно подошедший Чок. Он уже считался старшеклассником, а с Любовью водился, как бы ее опекая. Любови это не нравилось, но льстило.
— Думаю, как проехать по рекам в Сибирь.
— Я тоже думаю, — признался Чок. — Тебя с кем оставляют? С Ведьмой? А нас с пани Марусей. Которая портниха. Динка наотрез отказалась. Сказала, что поедет с Гецом и Софией. Я тоже так сказал, но меня они вообще не слушают. Да и Динке велели оставаться, чтобы за мной следить. Динка все время плачет вместе с Гецом. А София на них кричит.
— Надо плыть, — сказала Любовь. — Я проверила по карте. В трех местах не получается. Тут, тут и тут. Речки кончаются. Но между ними земли совсем немножко.
— Дура ты, — грубо прервал ее Чок. — На масштаб посмотрела?
— На чего?
— То, что на карте немножко, может оказаться сто километров. Или тысяча.
— Это много? — испуганно спросила Любовь.
— Очень много, но мы проберемся.
Чок засвистел и стал стирать чертеж ногой.
— Не смей рисовать маршрут в школе. Никто ни о чем не должен знать.
Любовь кивнула.
— Послушай, — предложила она, — давай учиться грести. Я видела у моста лодку.
— Давай, — согласился Чок.
В лодке, вмерзшей в застывшую прибрежную глину, не было весел. Чоку пришлось их украсть. Это было нелегко и заняло много времени. А Любовь времени не теряла и каждый день ходила освобождать лодку от снега. И в солнечный февральский день они поплыли. Поначалу все шло просто великолепно. О борт ласково терлись желтоватые лепешки льда. Пахло родниковой водой и приближающейся весной. Мимо проплывали все еще покрытые ледяной коростой берега. Там, где лед стаял, виднелись рыжие клоки земли. А вдоль набережной бежали люди и кричали: «Дети в лодке!»
— Какое им дело! — разозлилась Любовь.
— Взрослым всегда до всего есть дело, — спокойно объяснил ей Чок.
Перед большой излучиной реки лодка мягко ткнулась носом в песчаную косу. Любовь и Чок вылезли на берег и пошли домой. Они шли лесом по расчищенной дорожке. Мимо пробежал милиционер в окружении нескольких мужчин.
— Наверное, нас ищут, — сказал Чок.
— Пс-с-с, — попыталась удержать смех Любовь. — Давай путать следы.
