Едва успела сделать это, Аарон тут как тут: «Плечо, челюсть и желудок принадлежат мне!»
>– Боже праведный! – воскликнула она, – и теперь даже, зарезав овечек своих, я не могу спастись от жадности этого человека. Лучше уж я все целиком посвящу Тебе, Господи!
– А если так, – заявил Аарон, – то отдай мне все: все, что Божье, то мое». Забрал всю убоину дочиста и ушел. Так без ничего и осталась несчастная вдова со своими сиротками.
– И все это, – прибавлял Корей, – делается именем Божьим!..
Был в числе единомышленников Корея и Он, сын Пелефа, из колена Рувимова; но его спасла от гибели жена его.
– Какой тебе расчет, – говорила она мужу, – вмешиваться в перекания Корея с Моисеем? Тот ли, этот ли возьмет верх, ты все равно останешься в подчинении.
– Но что мне делать теперь? – отвечал Он, – я принимал участие в заговоре и присягнул на верность Корею.
– Сделаем вот что, – посоветовала жена, – оставайся дома, и я спасу тебя.
Напоила мужа вином и уложила спать, а сама вышла и села у входа в шатер, – повязку с головы сорвала, волосы распустила и взъерошила. Кто ни приходил к Ону, торопился уйти обратно[30]. А тем временем земля и поглотила Корея со всеми его единомышленниками.
>Так различно поступили в деле этом жена Она и жена Корея. Про первую и сказано: «Мудрая жена устроит дом свой», про вторую: «А глупая разрушит его своими руками». (Санг., 109; Шох. – Т.; Танх.)
Злословие и издевательство продолжали преследовать Моисея. Когда стало известно о том, что Моисей готовится источить воду из скалы, злонамеренные люди начали вышучивать его, говоря.
– Что же, вы разве не знаете, что он был когда-то пастухом у Лавана, а пастухи большие мастера поисках за водою. Моисей сначала отыщет родник, а потом приведет нас туда и скажет: «Вот, глядите, я из камня воду вам источу». Хорошо, вот перед нами камень; пусть он из этого камня добьет нам воды, из другого не желаем! – и они толпами начали останавливаться у каждого камня.
Увидал это Моисей и, хотя Господь и повелел ему: «из любого камня, как они того пожелают, ты источи им воду», он однако, будучи вне себя от гнева, крикнул:
– За мною ступайте!
И он дал себе клятву, что только из того камня, который он сам выберет, источит он им воду.
«И поднял Моисей руку свою и ударил в скалу жезлом своим дважды».
После первого удара вода из скалы стала сочиться медленно, капля за каплей.
– Бен Амрам! – зазвучали кругом голоса, – этой воды хватит разве только для грудных младенцев или, в крайнем случае, для сейчас отлученных от груди детей.
Возмущенный их словами, Моисей ударил вторично в скалу, и обильным потоком хлынула вода. (Танх.; Танх. – Гак.)
И не в одном описанном случае дерзость и назойливость черни преследовали Моисея. Сутяжничество было явлением постоянным, и не даром говорил Моисей: «Как мне одному носить тягости ваши, бремена и распри ваши?» Не щадило злословие и его личной жизни. Если Моисей выходил пораньше из шатра, то говорили:
– Чего это он торопится из дому уходить? Не сладка, должно быть, семейная жизнь его.
А когда он оставался дома дольше обыкновенного, те же самые толковали:
– Чем, думаете вы, он занят там? Сидит и придумывает какие-нибудь новые законы и правила для нас!
Доходило до того, что приводили малюток своих и, бросая их на колени к Моисею, кричали:
– Скажи, бен Амрам, где то довольство, которое ты создал для малых сих? Где пропитание, которое ты для них наготовил?.. (Иалк.)
