Косоокая плутовка — взгляд кофейный горло жёг. Очень ловко, очень тонко снилась мне. И я присох. Трепеща в ознобе плотью, к ведьме крался я, как вор. Раскалённою щепотью постучался к ней в притвор. Дверь открылась опрометью: «Долгожданный заходи!» Целовалась, пахла медью, баловала на груди…
Помертвелыми губами ударяюсь о порог. С ядовитыми грибами испекла она пирог.
Можно было назвать роман «Фиолетовая женщина».
Беда настоящего в том, что время стало преобладать над пространством.
Август полон золотого гуденья.
— Пчёлы?
— Не только.
Мирское — мерзкое.
— Мало эмоций, автор. Нет картин, живописи. А только диалоги. Порой даже не ясно — кто да кто разговаривают.
— Слово — концентрат мысли, монета вечности, к сожалению, разменная. Хотя и… Ну, сам знаешь, что такое слово.
И ещё. Я не верю многословию: шеренгам слов, пространствам слов.
Цирк
— Не смешно, когда рыжий плачет, побитый белым, или когда он спотыкается и падает, вопя…
— А что смешно?
— Иное. Ну, хотя бы такая сцена. На помост выходит тяжелоатлет и, прежде чем взяться за штангу, вдруг откалывает антраша.
Мы все смешные. Каждый по–своему. Ва.
— Чемпиона очень ценило начальство, — говорил Туфлица. — Сам Хагенбрудер любил с ним коньяка хряпнуть.
— А ты откуда знаешь? — ревниво насупился Холоша.
— А я работал тогда во внешней охране Хагенбрудера.
— Где–то он теперь, — прервал разговор Холоша по причине всё той же ревности к прошлому своего подчинённого.
— На повышении в Москве.
— А то я не знаю, куда он переехал. Только сейчас и в Москве всё не так. Ничего от тех органов, куда его пригласили, не осталось.
— Неужели разогнали? — инстинктивно подсластил чувство ревности начальника Туфлица.
— А ты как думал! Сообщение же было.
Ым стрелял, пока не кончились патроны. Потом пошёл в рукопашную, мыча и брызгая слюной, зашиб чуть ли не до смерти одного из штурмовиков. В ответ на это кто–то выстрелил в Ыма в упор, разнёс ему сердце. После чего Ым прошёл ещё несколько шагов, как раз до края обрыва, чтобы кинуться вниз.
Когда их вывели из пещеры, они жались друг к дружке, словно несмысленные дети.
— Как зовут вас? — спросил у них майор Кусок.
Все трое в ответ только таращились.
— Да они, похоже, наколотые, — заметил кто–то.
— Кто вы? — Кусок дернул за руку малыша Ли.
— Я? — переспросил и просветлел взглядом Ли. — Я её муж. — И прижался к груди Луи.
— Я муж её, — ответил Ал и обнял Лую.
— Это мои детки, — внятно, словно в бреду, произнесла Луя и стала совать грудь то тому, то другому.
— Ал! Ли! Луя! — сказали они один за другим. А все подумали, что они молятся.
— Наши сердца бились пульс в пульс. Это давало необыкновенные ощущения. Два сердца сливались в одно. Два тела — в одно. Две души — в одну. С душ и начиналось это слияние. Если этого нет между двумя, сердца никогда не пойдут в одном ритме, значит, двое никогда не будут счастливы. Значит, что бы они и как бы ни говорили друг другу о любви, любви меж ними нет. А только страх одиночества и ужас тоски.
Теловоды заполонили Цикадию. Их становилось всё больше. Порой казалось, что каждый второй здесь окаянец.
— А ты посмотри на небо, оно полно ими.
— Полно чего?
— Звёзд, чего же ещё!
— Всё, мне пора чистить рыбу, — сказал Теря, и засеменил к лодке, из которой, отставив острый зад в белых холщовых штанах, старательно покряхтывая, принялся выбирать свой небогатый улов.
Пиза:
По сути дела, нам всем пора чистить рыбу. Подбивать бабки. Мести двор, мыть окна. Белить стены. Большой праздник на носу. Огромный, можно сказать.
— Ну, что ты, Чемпион, всё подбитыми крылами плещешь! Повремени, пускай срастутся.
— Стал я, старый, задумываться очень. Воспарять думками высоко. Аж голова кружится и сердце заходится.
— Вижу, слыхал. Но этак и сам загреметь можешь с большой высоты.
— Почему это одни при власти и при деньгах, а другие голодные и никому не нужные? Или почему одних сажают за килограмм винограда, а другие миллионы прикарманивают и ничего? Постепенно мои мысли стали густеть, кристаллизоваться что ли. И стал я смотреть на жизнь сквозь эти кристаллы. И делать краткие выводы, как Пиза.
— Ясно, — вздохнул старик, — Только вот беда, ни твои, ни Пизия краткие высказывания бедный дед Терентий не догоняет. Вот есть у него по подсолнуху высказывание. А я думаю, зачем же бегать ему по подсолнечному полю! Его, сеяли, пололи, обрабатывали, а ты бежишь и топчешь труды людские.
