— Нет-нет, ребята! — сказал я. — Я — журналист. Журналист! Ти-Ви! Меня оружие не спасет, скорее погубит.
Я решительно отпихнул автомат.
— Спасибо, конечно. Ташакор!
— Лёт фан! Лёт фан! — засмеялись басмачи. И даже раненый улыбнулся сквозь гримасу боли.
Командир Гада настоял, чтобы проводить меня до моего нового убежища. На лице его было написано облегчение. Бедняга! Он решил, раз изумруд взорвался, то его сын не только не получит денег, но и был снова брошен в тюрьму. Я счел полезным укрепить его в уверенности, что уговор остается в силе.
— Замарод беханоман — мехтуб. То есть что изумруд накрылся — это судьба такая. А песар твой, то есть сын…
Как сказать «на свободе», я так и не знал и поэтому изобразил, как ему сняли наручники.
— Азадú, — подсказал предводитель архаровцев.
Азади — свобода, я слышал это слово!
— Песар азади — фардо, фардо, фардо, фардо!
А как еще выразить идею будущего? Оно ведь состоит из бесконечной череды завтрашних дней! Хотя я сомневался, что, учитывая его способ зарабатывать на жизнь, у сына Гады эта череда будет долгой.
Мой спутник покивал: он ухватил мою мысль. Взгляд его был мечтательным — похоже, будущее своего сына он воспринимал по-другому.
— Пайса? — продолжал я свою мысль. — Командир Гада, — я указал на него пальцем, — хуб, хорошо! Я, — я ткнул себя в грудь, — тоже хуб! Пайса фардо!
Гада опять покивал: он мне верил. Да и лицо его как-то расправилось, и его главным отличительным признаком снова стали редкие корешки зубов в темном рту.
Мы дошли до мечети. Окна и в самом храме, и в домике, где жил мулла, были темные. Я собирался попрощаться на улице, однако главный махновец вошел со мной во двор. Он довел меня до двери и открыл ее — он хотел убедиться, что я смогу вернуться в свое убежище.
Я пожал Гаде руку, но он придержал ее. Он залез себе под бурнус, вытащил оттуда пистолет и протянул его на ладони. Это был хорошо знакомый мне «макаров» — я часто стреляю из такого, когда прохожу переподготовку в Москве.
Я вздохнул. Конечно, если оружие находят у человека гражданского или который выдает себя за такового, тем более журналиста, оно чаще может его погубить, чем спасти. Но ведь, во-первых, я человек военный — да-да, кстати, подполковник! — и стреляю из этой штуковины очень неплохо. А во-вторых, я здесь совсем не для съемки репортажей и с пакистанским офицером в любом случае хотел бы еще повстречаться. В-третьих, мне надо найти своих ребят. В-четвертых, нам всем придется как-то отсюда выбираться. Короче…
— Спасибо, отец, ташакор! — сказал я, забирая пистолет. — Сочтемся.
Я тогда сказал это просто так, обычная присказка к благодарности. Но из таких мелочей жизнь и составляет в итоге важные события.
1
Я раскрыл глаза в своем бомбоубежище под мечетью. Вокруг было темно, но я понял, что мне на несколько часов удалось заснуть. А сейчас я снова лежал и вспоминал события прошедшего дня. Только сон, пусть и короткий, все же сделал свое дело: я уже воспринимал их как вчерашние. Однако чувствовал я себя настолько плохо, что воспоминания, хотя и выстраивались хронологически, обладали не большей реальностью, чем сон. Складный, похожий на правду, но сон.
Итак, что было вчера? А вчера был — я поднапряг мозги — шестой день нашего пребывания в Талукане.
Мне в предыдущую ночь, видимо, все-таки удалось заснуть на пару часов. Меня пытался вырвать из сна призыв на утреннюю молитву, но я лишь всплыл на поверхность, высунул сонно один глаз и снова погрузился в густую липкую хлябь.
Но вскоре кто-то потряс меня за плечо. Я с трудом расклеил веки — это был мулла.
— Салям алейкум! — склонил голову он. Он был очень церемонным. — Чой!
— А, хорошо, спасибо! Ташакор! Сейчас, — сказал я и опять пошел ко дну.
Когда я пришел в себя, было уже около десяти. Пришел в себя, это сильно сказано! Веки у меня были налиты свинцом, горло забито металлической стружкой, уши залиты воском, и при каждом вдохе и выходе трубы мои клокотали, как порванный кузнечный мех.
Я применил испытанное средство. Достал по две таблетки из подаренных Фаруком упаковок (запас лекарств быстро таял), забросил их в пересохший рот и смыл двумя мужскими глотками текилы.