Сколько раз меня бросали девушки, сколько раз я слышал эту фразу: «Ты такой классный, но давай останемся друзьями», так почему мне сейчас так тошно? Наши руки лежали рядом на столешнице, тонкая Шурина ладонь слегка дернулась, словно она хотела взять меня за кисть, но не взяла. Я грустно улыбнулся, вспоминая фразу одного книжного героя.
— Для простого парня Васи это слишком много, а для высшего черта Соля слишком мало, — проговорил я, вставая, Шура промолчала.
Выходя из беседки, мне показалось, что слышу тихий плач. Я дернулся, прислушиваясь, но нет, чего бы ей плакать, это ведь она дала мне отворот-поворот, а не я ей. Наверное, показалось. Мы слишком разные, дьявол бы всех побрал!
За воротами нас ожидала черная блестящая карета, точнее, то, что в этом мире называют каретами. Этакий деревянный «воронок» на четырех колесах с двумя малюсенькими окошками и узкой дверцей с одной стороны, который тянула пара гнедых. По бокам кареты висели небольшие фонарики. Хвосты и гривы коней были украшены ядовито зелеными бантиками, такой же бант был прицеплен к рубахе кучера. Наверное, это должно было подчеркнуть торжественность момента. Карету сопровождали два вооруженных короткими широкими мечами стражника в начищенных кирасах и шапелях. Плутоватая рожа одного была мне знакома, я видел его ночью на площади. Он очень усердно изображал кустик, присев в тени под забором и прикрывшись ветками лопуха. Сейчас же стражник восседал на приземистой лошади с гордым и торжественным видом.
Вал открыл дверцу, и я, согнувшись, протиснулся в салон. Внутри все было очень прилично. Два сидения, между ними столик. Бархат, кожа, рюшки. Следом за мной в карету легко заскочил Геракл. Как у него так получается? Он белозубо улыбнулся, поправил шпагу, чтобы не мешала сидеть, и, откинувшись на бархатную спинку сиденья, закрыл глаза. Вал захлопнул дверь, подмигнув мне напоследок. Я видел в окошко, как он взлетел на козлы и уселся там, рядом с кучером.
— Вася, ты главное не расстраивайся! Сейчас какого-нибудь дворянчика по стене размажешь, императору гадостей наговоришь, принцессе под юбку залезешь, императрице на ушко сальный анекдотец расскажешь — и сразу полегчает! Зуб даю, ядовитый! — шипел в ухе змей, пока мы тряслись на подушках, покрывающих скамьи. Я невольно улыбнулся, представив эту сцену. — Ну, какая из этой светлой жена для такого, как ты? Вот Афродита — другое дело! Из хорошей правящей семьи, воспитанная, красивая! Нет, ты подумай, как они с Шурой уживаться будут?
Первое, о чем я подумал, что как-то не планировал жениться на Шуре, затем подумал еще и содрогнулся. Перед мысленным взором появилась картинка, как Афродита с невинным видом, подняв к небу свои очаровательные глазки, сталкивала Шуру в огненную пропасть. Брр. Действительно, хорошо все то, что хорошо заканчивается, не успев начаться! Всего сутки, как уехал из дому (ого, вот уже и домен Вала стал мне домом), а столько событий произошло.
Я немножко поскучал по жене, немножко пострадал, поразмышлял о превратностях судьбы и только решил, что достаточно предался меланхолии, как мы приехали. Карета остановилась у массивных ворот, стража что-то прокричала, ворота открылись и мы въехали во двор императорского дворца, еще немного погрохотали по булыжной мостовой и, наконец-то, остановились.
Дверца распахнулась, первым выскользнул Гера, я попытался так же красиво выпрыгнуть из кареты, но зацепился за маленькие раскладные ступеньки и грохнулся бы на землю, если бы инкуб меня не подхватил.
— Мессир, — укоризненно произнес он, смахивая несуществующую пылинку с моего камзола. — Не скачи как простолюдин. Ты сын конунга, веди себя соответственно, — прошипел он мне на ухо и, отойдя в сторону, поклонился.
— Господа, позвольте ваше приглашение.
Я сразу и не заметил расфуфыренного коротышку с деревянной, перевитой пестрыми лентами, палкой в руках, который в полупоклоне выжидательно смотрел на меня. Вал протянул ему приглашение. А ведь я даже не подумал, что оно может понадобиться.
— Не царское это дело, забивать голову мелочами, — прошипел змей, — для этого и существуют слуги.
