– Говоря по чести, большего я не имею права желать. Ладно, закругляемся. Погибших мы похоронили – нам сказали, что это банальная авария, – мотоцикл я забрал. Он простоял в гараже ровно одну ночь – его угнали. Очень аккуратно, открыв замок и навесив обратно. Я грешил на отца: тот видеть больше не мог этого «пса». Вообще не любил мотоциклы, а когда погиб Гена… Взял с меня слово, что в жизни не сяду на два колеса. Я купил «ижа», только когда умерли родители. Скоро, очень скоро…
– Тот мотоцикл, пёс-призрак, каким мы его знаем, появился тем же летом, – продолжил Кузьмин. – Кстати, ему так и не дали клички, его с самого начала звали в городе просто «мотоцикл». Иногда он исчезал на пару-тройку лет, но обязательно возвращался. Постепенно вокруг него сложилась некая субкультура – все эти гайки и свечи.
– Ну скажи, скажи! – попросил главред.
– Хочешь, чтобы я тоже разревелся?
– Не прикидывайся каменным.
– Так я не каменный и никогда им не был, – просипел Кузьмин и поспешно налил себе коньяка. Быстро выпил. Откашлялся.
– Гайки привязывают на Долгом мосту потому, что я не могу ходить на плотину. Меня оттуда вышвыривает. Физически. Не знаю, кто или что живёт в плотине. Но с тех пор, как погиб Генка, я там… Не могу находиться. Поэтому когда я выдумал гайки и свечи, гайки пришлось на Долгий мост перекинуть. И саму легенду отодвинуть от плотины. Так, чтобы плотина не упоминалась.
– Так это вы… – прошептала Вася восхищённо.
– Да, это я придумал. Отплатил Генке, которому по гроб жизни обязан. Генка придумал меня, а я – вот так. Стыдоба. Молодой был, глупый.
– Да что же тут стыдного? – удивилась Марина. – Потрясающе! Вы… Вы замечательный!
– Это ты ещё не знаешь, какой он замечательный!
– Дак чё стыдного – масштаб, – отрезал Кузьмин. – Непонятно? Долго объяснять. Забудьте.
– Пять рублей, – сказал главред.
– Опять я на работе. Всегда на работе. Когда это кончится?
– Никогда. Репортёр – это пожизненно.
– Завтра отдам, нет мелочи. Ну и… Да, важное. Гайки не я снимаю с перил. Собирался-то сам, а чёрт знает кто их таскает. Ну и наконец… Мы по мере сил отслеживали убийства в городе. Профессия здорово помогла. После гибели Генки здесь не было местных серийников, только заезжие. Их всегда ловили быстро, и убивали они не в лесных зонах. А то бы им мотоцикл помешал. Ну, мне так кажется.
– А этот придурок, который нападал на женщин в Индустриальном? – вспомнила Вася. – Его по собственной собаке ещё опознали.
– Во-первых, он никакой не маньяк-серийник, а тупой придурок, много раз судимый – кражи, вымогательства, убийства. Во-вторых, мотоцикл зимой спит, в-третьих, обрати внимание, чем всё кончилось. Этот кретин выгуливал свою псину, кинулся на женщину в лесополосе, та закричала, он убежал с такой скоростью, что собака отстала. Полицейским осталось пойти за ней следом, молодцы ребята, соображают…
Позвонили в дверь. Все посмотрели на часы, потом недоумённо переглянулись.
– Кому не спится в ночь глухую… – пробормотала Марина и пошла открывать.
– Откройте, полиция, – буркнул главред.
– Ну давай накатим, пока нас не повязали, – сказал Кузьмин.
В прихожей неразборчиво бормотали, потом раздался звонкий смех. Появилась Марина, зажимая рот ладонью. За ней вошёл Иванов, очень серьёзный.
В руках у него была внушительная охапка роз и бутылка коньяка.
– Хочу при всех, – заявил он. – Дорогая Марина, я вёл себя с вами как последний идиот. К несчастью, со мной это бывает от смущения. Я, если честно, очень застенчив. Особенно стесняюсь перед такими красивыми девушками. Примите мои извинения и этот скромный дар. Уфф… Вот.
Мужчины зааплодировали.
Иванов поклонился и нервно зевнул.
– Если хочешь спать, диван – вон там, – сказала Марина, забирая цветы. – Отдыхай, горе луковое. Успеем ещё поговорить. В ближайшую пару дней меня вряд ли убьют.
И чмокнула Иванова в щеку.
– Вас не убьют, я прослежу, – пообещал Иванов, заметно краснея. – Кстати, пока не забыл. Мне поручено вам передать… – он повернулся к главреду. – Угнали мотоцикл ваш. Испарился со штрафстоянки. Как выехал, никто понять не может. Объявили в угон, будут искать, но шансов, думаю, мало.
