– Погода? – мстительно спрашиваю я.
– Полный штиль! – рапортует Борисыч.
– Вот так-то.
Впереди самый обыкновенный сетчатый забор с фонарями на столбах, колючей проволокой, камерами и датчиками охранной системы. За ним – ни намёка на тёплую встречу. Обычная космодромная жизнь, вдалеке катаются погрузчики, видны корабли на стартовых ямах. Мы должны пройти под нижней перекладиной забора, оставляя зазор в полтора сантиметра. Если не подпрыгнем, конечно, на случайной колдобинке. Тогда прощай, крыша, да и лобовое потеряем. А то и застрять можно.
К тёплой встрече мы подготовились: на стоянке в полумиле отсюда запаркован пустой автовоз, который по моему сигналу поднимает рампу, и мы через неё возносимся с гарантированным улётом метров на пятьдесят за полицейский кордон. Но дальше планировалось жёсткое приземление, и оно совсем не вдохновляло. Маша его не заслужила, да и мы тоже.
Моё ледяное спокойствие начинает подтачивать типичная паранойя, что охватывает лузеров под финиш гонки. Боюсь облажаться. Мне страшно бодать забор с ходу. А вдруг там канавка, и мы подскочим. Не хочу тормозить, но торможу, торможу, торможу… Чувствую удивленный взгляд Борисыча.
– Без паники, – говорю. – Проверяю дорогу.
Медленно-медленно подкатываю к сетке и тычусь в неё носом. Под колёсами ровно. Закусив губу от злости на себя, даю задний ход. И вижу, как по склону катится вниз от магистрали полицейская машина.
Не раздумывая, бью по кнопке стеклоподъёмника.
– Тим, притормози их.
– Только не насмерть, – говорит Борисыч.
– Это как получится, – цедит Тим сквозь зубы и отстёгивает ремень. – Далеко ведь.
– По моей команде сразу внутрь.
– Есть.
Я разгоняю машину, держа забор периферическим зрением, основное внимание на монитор, где полицейские. Не нужны они мне на хвосте… Сзади принимается тявкать пистолет. У нас армейские мелкокалиберные стволы, четыре с половиной миллиметра, прошивают бронежилеты навылет, тухло будет полицейской машине, если мальчик попадёт.
А собственно, куда там попадать-то, у них на морде бронещиток, охлаждение вынесено в корму, шины с жёсткой боковиной. Только стекло дырявить, чтобы поняли: мы не шутим.
И Тим дырявит им стекло. Полицейские дают по тормозам с такой силой, что умудряются сорвать машину в занос, она скользит вниз по склону боком, не успевает выровняться, медленно-медленно встаёт на два колеса и мягко ложится на левый борт.
– Прекрасно, – говорит Борисыч. – В машину!
И мы пробиваем забор. С шелестом и звоном сетка рвётся, скребёт по боковинам, здравствуйте, мы на космодроме.
– К маневру!
Я ныряю под девяносто градусов вправо, проскакиваю между ангарами, даю половинный газ. Несёмся по бетонке к стартовым ямам, плавными дугами уворачиваясь от погрузчиков, буксировщиков и самоходных трапов. Сейчас главное, никого не испугать, а то они начнут дёргаться, и поди их угадай, испуганных. Легко думать за много машин сразу, когда видишь, куда они едут. Когда они суетятся, предсказать их очень трудно.
С контрольной башни так страшно орут в мегафон, что каждое слово понятно, хотя звукоизоляция у нас дай бог. В последний раз я слышал такие эпитеты полгода назад, когда меня увольняли из корпорации к чёртовой матери, растуды её туды. Персона нон грата, предатель, изгой. Дана тогда забросила меня контрабандой на Землю, а теперь повезёт домой.
Сам уже не понимаю, где мой дом…
Я и не заметил, что на приборе девяносто, ну, Маша, любишь ты кататься. Верная Маша. Дождалась хозяина и не подвела.
– Всем отмена старта, – говорит Борисыч.
Мы на это и надеялись. А то из ям на старте так дымит, что ничего не видно. Не хотелось бы в здешней тесноте носиться «по приборам», уткнувшись носом в монитор. А ещё из ям цементная крошка летит. Да ну её.
Огибаю здоровенный транспортник, вижу далеко впереди грузовик Даны. Мне навстречу медленно опускается аппарель. Разрешение на взлёт Дана получила, должна полную тягу дать через минуту, а отмену – нет, не слышала. А что решила люком похлопать зачем-то, этого с контрольной башни не разглядеть.
– Тим, слева!
Да что ж вам неймётся-то, верные псы управляющей компании. Премию захотелось за наши головы?
