Она истерически зарыдала, стала икать, у нее начались нервные судороги и спазмы.
– Но это не должно было вас так потрясти, Пилар, в конце концов, вы перед этим убили Валентину.
Она подняла опухшее от слез лицо:
– Мне не пришлось к ней даже прикоснуться, все сделал Помпей, мне не нужно было пачкать руки, это было…
Она не закончила фразу. Ее продолжила я:
– Как игра, правда? Как одна из тренировок в питомнике у вашего мужа. Собака набрасывается на манекен. Только на сей раз это был живой человек. Ведь все так и происходило, верно? Вы почти не сознавали, что убиваете.
Она на время перестала икать, и в ее глазах блеснуло что-то разумное.
– Да, так оно и было.
– Это очень понятно, Пилар, но только не обманывайте себя: вы убили ее по собственной воле. Она открыла вам дверь, потому что, вероятно, вы сказали, что хотите с ней поговорить, вы натравили на нее свою собаку и убили ее. Убили зверски, при отягчающих обстоятельствах. Потом стерли следы и перетащили тело в садик. Во всем этом виден расчет и умысел. Это убийство, а никакая не игра.
Она наклонилась вперед, и долго сдерживаемые рыдания сотрясли ее тело. Рибас подошел ближе, усадил жену прямо и обнял трясущуюся голову.
– Хватит. Она созналась, зачем ее дальше мучить?
Мне не показалось, что он притворяется. Нет, он на самом деле старался ее защитить. Странную картину представляли эти двое. Высокий, сильный, он стоял, прижимая к своему животу голову сидевшей на стуле хрупкой женщины, которая была его женой. Он утешал ее, и они утешались оба. Я вышла из кабинета, не сказав ни слова. Не знаю, что я в тот момент ощущала: потрясение или отвращение.
Когда я вошла в кабинет к Гарсону, у него был такой вид, будто он готов сразу предоставить мне слово без всяких вопросов и вступлений. Прежде чем начать, я закурила. Рука у меня дрожала.
– Итак, младший инспектор, убийца выявлен.
В его безумных глазах застыл невысказанный вопрос.
– Валентину убила жена Рибаса.
– Вы уверены?
– Да, можете принять это как бесспорный факт.
Он резко вскочил и бросился к двери. Я с замиранием сердца последовала за ним.
– Младший инспектор, куда вы спешите?
Я увидела, как он подбежал к Пилар, заставив полицейских, которые ее конвоировали, остановиться посреди коридора. Услышала, как он у нее спросил:
– С вами действительно был пес по кличке Помпей?
– Да, и я об этом уже сказала.
– Он убил Валентину?
– Да! Вы оставите меня в покое или нет?
– И где он сейчас?
– В питомнике.
– В какой части питомника?
– Только он один свободно бегает по саду. Хватит, оставьте меня в покое, пожалуйста.
Я боялась, что Гарсон затерзает ее вопросами, но он повернулся, взял свой плащ и пошел к выходу. Я поспешила за ним. Выйдя наружу, я столкнулась с Рибасом, которого охраняли двое полицейских. Его собирались везти в суд. Увидев меня, он расплакался. Видно, нервы у него окончательно сдали.
– Можете думать, что я притворяюсь, инспектор, но я на коленях умоляю вас, чтобы с ней хорошо обращались. Пилар ведь слабенькая. Наверное, я плохо себя вел по отношению к ней, но она всегда была мне женой. Не знаю, понимаете ли вы меня.
– Понимаю, – ответила я, хотя абсолютно ничего не понимала и только хотела поскорее уйти, потому что Гарсон куда-то делся и я могла его окончательно потерять. Догнала я его, когда он уже садился в машину.
– Куда вы, Фермин?
– Хочу немного прокатиться.
– Можно мне с вами?
– Как хотите, – пожал он плечами с явным недовольством.
Мы выехали из города, не обменявшись ни единым словом. Гарсон включил приемник на достаточную мощность, чтобы исключить всякую возможность разговора. Вечерело. По радио передавали интервью с каким-то психиатром, одним из тех, что пишут книги. Он рассуждал об обесценивании «я». «В мире, с каждым разом становящемся все более материалистическим, для индивида, похоже, имеет значение лишь общественный успех». О чем, черт побери, он разглагольствовал? Лусена, отбросы общества, жалкие похитители собак и многоопытные мошенники, старые и одинокие любовники, любящие и губящие друг друга супруги… Никто из них никогда не оказался бы на кушетке психиатра. Индивид, эго, общественный успех, мусор, излишки, остатки. И любовь.