— Это другое.
— Другое? Моя гордость была задета не меньше, чем твоя.
— Ты себе льстишь, — отпарировала Стелла. — Ничто из того, что ты делаешь, не может меня задеть.
Он устало потер лицо:
— Полагаю, это так, но ради твоего же блага надеюсь, что ты встретишь человека, который сможет тебя задеть. Иначе ты так и не узнаешь любви. Ладно, хватит об этом. Пойду писать тебе речь.
Однажды вечером в конце недели Мэтью пригласил Стеллу поговорить с ним с глазу на глаз. Идя впереди него в кабинет, она думала, как подходит ему эта веселая современная комната, пахнущая кожей. В родной стихии Мэтью выглядел властным и внушительным, и она понимала, почему все, кто с ним работает, относятся к нему с неизменным уважением. Видя его таким, легко было оценить его привлекательность, поддаться силе мужского магнетизма, исходящего от каждого его жеста.
Неотрывно глядя на Мэтью, она прислонилась к спинке кресла:
— О чем ты хочешь со мной поговорить?
— А ты не знаешь? Или будешь бесстыдно стоять на своем? Я бы на твоем месте даже не пытался.
Его угрожающий тон ее удивил.
— Не понимаю, о чем ты.
— Не разыгрывай передо мной спектакль!
— Я и не разыгрываю. О чем ты?
— Часы! — воскликнул он. — Вот о чем я! — Он хлопнул кулаком по столу. — Если тебе нужно больше денег на одежду, почему ты не попросишь у меня? Или ты хотела унизить меня, продав мой подарок?
Он бросил часы с бриллиантами на книгу записей, и, увидев их, Стелла вспыхнула:
— Я не… я не думала, что ты узнаешь! Мне очень жаль!
— Понимаю, что жаль!
— Как они к тебе попали? Я не называла ювелиру своего настоящего имени.
— Я пришел туда купить подарок для Белл, — резко бросил Мэтью, — и мне предложили их. По счастью, я не купил их сразу — тогда бы я выглядел полным дураком! — Он зашел за стол. — Нельзя же тратить все деньги на одежду! Зачем тебе еще?
Стелла прятала глаза:
— У меня была причина… Это личное.
— Однако мой подарок ты продала открыто, так что я хотел бы получить ответ.
— Ты можешь об этом забыть?
— Нет.
— Тебя это не касается, — в отчаянии сказала Стелла.
— Меня касается все, что ты делаешь, — отрезал Мэтью, все больше распаляясь. — Что ты скрываешь? Что ты боишься мне сказать?
Ее неудержимое желание выпалить ему всю правду померкло перед его яростью. В таком настроении Мэтью запросто может вообще прекратить содержание Адриана. А она не может этого допустить. По крайней мере, до тех пор, пока сама не поговорит с Адрианом и не устроит так — хотя одному богу известно, как она это сделает, — чтобы самой оплачивать его обучение.
— Ну, — яростно выдохнул Мэтью. — Я жду ответа и не отпущу тебя, пока не получу его!
— Тогда тебе придется держать меня здесь, как в тюрьме! Я не намерена ничего тебе рассказывать, и криком ты меня не напугаешь! Часы мои, и я имею право продать их, когда захочу!
— Тебе нужны были деньги для кого-нибудь другого, — проскрежетал он. — Ты их потратила не на себя! Я не настолько глуп, чтобы не понять этого!
— Мне безразлично, что ты понял! Ты не имеешь права кричать на меня! Я тебе не рабыня!
— Ты мне вообще никто! Ты просто лживая, неверная женщина!
Он плюхнулся в кресло. Гнев сменился усталостью, и Мэтью выглядел еще удрученнее, чем обычно.
Стелла смотрела на него, и ее ярость постепенно сменялась угрызениями совести. Бедный Мэтью! Она лишила его иллюзий, которые он питал в отношении ее, не оставив ничего, кроме сожалений и горечи.
— Мэтью, — прошептала она, — я хочу…
— Уйди, — тихо произнес он, — уйди с глаз моих долой!
Гораздо позднее, вечером, угрызения совести перестали мучить Стеллу, только когда она вспомнила, при каких обстоятельствах Мэтью обнаружил продажу часов. Значит, он пошел покупать подарок другой? Поделом же ему! Жаль, что она не смогла досадить ему больше! Какое право он имеет жаловаться, что она ставит его в глупое положение, когда сам поступает так же?
Стелла долго не могла заснуть, пережитый стресс держал нервы натянутыми, как струна. Что же представляет собой Белл? Может быть, у нее он нашел сочувствие и любовь? Любовь! При этом слове она содрогнулась, живо представив себе, как целует его волевые губы и прикасается к его страстному телу:
