и я вернусь, только очень жди» – значит, от этого всё зависит. Потом я
поняла, что всё-таки тысячи женщин очень хорошо ждали, но никто не
вернулся. И вот такое было тяжёлое состояние, трагическое сочинение.
После исполнения композитора вызывали на сцену, аплодировали. Вышел
молодой человек – высокий худой блондин в очках. Я пошла за кулисы
поздравить его. Поздравила, сказала, что мне очень понравилось сочинение.
Всё. А потом, через некоторое время я увидела в консерватории (я тогда
была студенткой консерватории) объявление: «Состоится государственный
экзамен – коллоквиум». Было написано, кто в этом коллоквиуме принимает
участие, и там было тоже имя Александра Локшина. Я решила пойти. Этот
экзамен обычно происходил в кабинете директора консерватории. Это
огромный кабинет с роялем, и там собиралось всегда много публики.
Студенты приходили послушать, как другие отвечают. Это был такой
интересный экзамен. Тебя могут спросить о чем угодно – по теории, по
истории, по инструментовке, всё, что касается музыки и не музыки тоже.
Ему [Локшину] задали вопрос – он ответил, ему задали ещё вопрос – он
ответил. В общем, сначала студенты стали все улыбаться, потом и комиссия
стала улыбаться. Это был настоящий фейерверк, блестящие ответы на все
вопросы, которые ему задавали.
15 Кушнерова Инна Львовна (Баден-Баден, Германия), ученица А.Л. Локшина.
ВОСПОМИНАНИЯ УЧЕНИКОВ
36
Нет, [симфоническую поэму Локшина «Жди меня»] не помню. Я
слышала ее один раз.
Это потом уже Александр Лазаревич мне рассказал, что это второе
исполнение, а первое исполнение состоялось в Новосибирске [в 43 г].
Исполнял оркестр под управлением Мравинского и вступительное слово
говорил Иван Иванович Соллертинский. (Это замечательный был
музыковед, который очень помогал Шостаковичу.) И он сказал тогда очень
хорошие слова по поводу этого сочинения [Локшина] – что-то вроде того:
«Запомните этот день. Вы слышали сегодня музыку гениального
композитора». Что-то вот в таком плане. К сожалению, к этому времени
[т.е. ко времени исполнения «Жди меня» в Москве в 1944 году] Иван
Иванович уже умер…
После коллоквиума я также подошла и поздравила. Всё, на этом всё,
казалось бы, кончилось. Но через некоторое время мы узнаем, что нам дают
нового преподавателя. Новый преподаватель – Александр Лазаревич
Локшин. Мы удивились, потому что совсем молодой, думали: ну чему он
нас может научить, когда у нас столько старых преподавателей. Но наши
страхи оказались напрасными совершенно. Я к нему попала сразу в класс
чтения партитур, класс инструментовки и музыкальной литературы.
Музыкальная литература – это групповое занятие. Он нам играл разную
музыку – тогда не было CD, были только пластинки – но в основном он
исполнял это сам, либо с Мишей Мееровичем. И он не только нам музыку
показывал, он приносил книжки авторов, которые жили в это время. Когда
мы изучали импрессионистическую музыку, он приносил нам альбомы,
репродукции с картин импрессионистов. В то время в Москве негде было
это посмотреть, потому что музей Нового Западного Искусства был просто
закрыт, а музей Изобразительных Искусств тоже был закрыт, потому что
там была выставка подарков Сталину. И много лет это было. Так что
вообще западную живопись негде было увидеть. Мы были очень рады, мы
очень много от него [от Локшина] получали. Он блестяще проводил эти
занятия, он был весь в музыке.
Я не могу показать, как он играл. Но, вы знаете, когда ему что-то
нравилось, какой-то фрагмент, – он не только его играл, он и пел. И, мы
уже потом узнали, [он пел], если там красивая гармония или красивый
поворот, или модуляция красивая. Потом, когда мы сами слушали музыку,
мы говорили: «Ну, это тую». Ему не хватало рояля, он ещё голосом это
добавлял.
Нет, это [как Локшин пел] я вам не покажу. А вот в классе
инструментовки, скажем, мы делали так: бралось сочинение для фортепьяно
