Коста повернулся к морю и указал на далекие огни.
— О заморских чертях?
— Ну да!
Горец крепко выругался и сжал кулаки. Коста засмеялся.
— Ну вот! Я хочу украсть у них весь Итль и подарить его северянам.
Георгос крепко схватил премьера за руку.
— Ты не врешь? Ты вправду хочешь это сделать?
— Разве я когда-нибудь врал горным друзьям?
Хозяин оставил руку Косты и одним глотком осушил кружку.
— Ну, слава судьбе, — радостно сказал он, — по правде, я не доверял тебе. До нас сюда дошли слухи, что ты продал душу королю и иностранцам. И я хотел тебя вычеркнуть из памяти. И все друзья тоже.
Коста пожал плечами.
— Дураки! Горный воздух, видимо, разжижает мозги, если вы могли поверить такой чепухе. Я продался? Ты видел когда-нибудь человека, который мог бы меня купить? Жалкий осел!.. Да!.. Так вот, пришло время действовать. Пришло время показать большую фигу странствующим грабителям в генеральских мундирах. И мне нужна твоя помощь. Немедленно! Сегодня же!
— Я слушаю тебя, — просто сказал Георгос.
Премьер склонился к его уху и зашептал. Горец слушал и одобрительно мычал, но вдруг встал и отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он решительно, — тебе помочь мы согласны, но с королевой мы не хотим иметь дела. Твое дело связываться с помазанниками, а мы им не слуги.
— Молчи! — крикнул Коста и тяжелым нажатием руки посадил Георгоса на скамью. — Ты не знаешь этой королевы! Она не их поля ягода. Она славная женщина!
Он снова нагнулся и зашептал. Сухое, морщинистое лицо Георгоса изумленно вытянулось, он присвистнул и осушил вторую кружку.
— Ах, репейник ей под хвост, — протянул он восторженно, — вот это баба! Нет, ты не заливаешь?
— Что я сказал — то сказал, — сурово отрезал Коста, — так согласен ты или нет?
Георгос встал и протянул жесткую, как дерево, руку.
— Бери, — сказал он, — что тебе нужно?
Коста не торопясь закурил сигару.
— Коротко! Мне нужно сотню парней. Все на лошадях и с ружьями. К полуночи они должны ждать у сторожки на дороге к промыслам. Им предстоит простая работа…
Коста опять понизил голос.
— Ладно, — сказал Георгос, когда он кончил, — теперь я знаю, что ты прежний парень, и засохни все мои виноградники, если я не заткну ножом глотки тому, кто станет врать, что ты продался. Все будет сделано.
— Смотри же, не опаздывай. Ну, а теперь прощай, — поднялся Коста, — мне пора делать то, что должен делать я сам.
Он попрощался с Георгосом и поехал обратно в столицу.
С поворота шоссе открылся вид на ночной город. Он лежал на берегу, притаившийся, сверкая тысячами огней, прищуренными, хищными зрачками. Над домами стояло бледное и зловещее электрическое зарево.
Коста поджал губы.
— А интересно, черт побери, — проворчал он сквозь зубы, — когда старый библейский хрыч попалил Содом, было ли над ним такое же зарево? Я думаю, что в наше время можно устроить лучшую иллюминацию.
Коляска спустилась к берегу и проезжала по главной улице мимо подъезда «Преподобной Крысы».
У подъезда остановился автомобиль, и Коста увидел, что из него вылез генерал фон Брендель в сопровождении двух дам.
Премьер хлопнул себя по лбу и остановил коляску.
— Генерал, — крикнул он главнокомандующему, — подойдите-ка на минутку.
Фон Брендель приблизился к коляске.
— Простите, что я отравляю вам свободные минуты, генерал, но у меня есть небольшой вопрос. Какое положение на фронте?
— Блестяще, — поднял плечи фон Брендель, — система моих укреплений…
— Не то, — невежливо перебил премьер, — система ваших укреплений мне отлично известна. Но, мне кажется, там полное затишье, и не приходится ожидать боев.
— Да! Я думаю. Противник настолько потрясен мощью нашей обороны, сказал с достоинством главнокомандующий, — что не осмелится повторять наступление.
Коста лукаво прищурился.
— Тогда, я думаю, можно будет разрешить капитану Адлеру вернуться в столицу. Нехорошо, генерал, заставлять такого милого человека сидеть в глуши, когда мы все наслаждаемся жизнью, — сказал он, — могут подумать, что вы боитесь его соперничества в войне с очаровательными женщинами и нарочно загнали малого на фронт. Я полагаю, что вы не откажете вернуть его.
