Коста засмеялся.
— Что же, Симон! Вложи меч в ножны. Подъявший меч от меча погибнет. Не буду держать тебя насильно. Очевидно, твоя судьба вязнуть в болоте оппортунизма.
— Как ты сказал, — переспросил Атанас, — оппорт… тун..?
— Да, вижу, что ты действительно не годишься для придворной жизни, если не можешь выговорить самого придворного слова. И не стану привязывать тебя на цепь. Иди!
— Спасибо, Коста. Хоть ты и жесток со мной, но все же ты хороший друг, — ответил бывший гофмейстер со слезами на глазах и стал расстегивать воротник гофмейстерского мундира.
— Что ты хочешь делать? — с беспокойством спросил Коста.
— Я скину эту чертову одежу.
— Ты совсем с ума сошел! — вскочил в бешенстве премьер.
— Нет, Коста. Не уговаривай, — решительно ответил старик, — это кончено!
Коста смотрел на него во все глаза и вдруг захохотал.
Отрекшийся Симон быстро скинул мундир и фланелевые панталоны с золотыми лампасами и остался в одном белье. Бросив свою одежду в угол, он подошел к другу.
— Прощай, Коста, — сказал он, протягивая руку, — когда тебе тоже наскучит высокий пост, приходи на мол. Я всегда накормлю тебя жареной султанкой, потому что я люблю тебя, но не могу здесь оставаться.
— Сумасшедший идиот! — вскрикнул премьер. — Как же ты пойдешь из дворца в таком виде? Тебя арестуют часовые.
Атанас скроил хитрую усмешку.
— Нет! Уж это дудки! Я через ворота не пойду. Я еще третьего дня присмотрел одно место в заборе, где он пониже. Там меня никто не задержит. Прощай!
И он ушел, оставив свои регалии, как змея, сбросившая старую кожу.
Коста пожал плечами и продолжал прерванное писание. Часы прозвенели половину одиннадцатого. Премьер встал и позвонил.
— Отдайте на радиостанцию, — приказал он, передавая конверт гофкурьеру.
По уходе курьера он открыл ящик стола, вынул блестящий никелированный револьвер и взвесил его на ладони.
— Я думаю, он не очень тяжел для женской руки, — сказал он вслух, опустил револьвер в карман и направился в покои королевы.
Старая нищенка Пепита, ходившая в эту ночь воровать овощи с пригородных огородов, рассказывала по секрету базарным торговкам, что после полуночи, переходя аллею за городом, она едва не была раздавлена двумя всадниками, бесшумно вылетевшими из темноты и пронесшимися мимо нее с нечеловеческой быстротой.
Еще под большим секретом она сообщала, что у всадников были черные крылья, а из ноздрей коней сыпались искры.
Слушательницы увидели в этом предвестие страшных бед и впоследствии всегда говорили:
— Ну конечно! Когда черти начинают ездить верхом, нельзя ждать ничего хорошего!
20. Лирическая интермедия
Было бы большой несправедливостью, если бы мы занялись исключительно героями, поставленными случаем в центр событий романа, и забыли о тех, которые являлись его зачинателями и сошли со сцены только по капризу неумолимого рока.
Тем более что они обладают в достаточной мере всеми человеческими качествами, заслуживающими уважения и внимания.
Президент Аткин был счастлив. Милостивое разрешение короля Максимилиана соединило его с верной подругой, не побоявшейся разделить с достойным гражданином позор и страдания заключения и тем самым доказавшей, что преданные и любящие сердца не исчезли и в век просвещенного материализма.
Софи повесила на окна президентской камеры привезенные с собой тюлевые занавески, поместила в угол клетку с канарейкой, а на вышитой ею собственноручно бархатной подушке лежала любимая левретка бывшего главы республики.
Благодаря заботам Софи камера приобрела настолько изысканный и даже несколько утонченный уют, что смотритель тюремного замка ежевечерне приходил пить чай в обществе господина Аткина и его возлюбленной и, слушая веселый щебет канарейки, погружался в воспоминания о добрых старых временах, когда люди даже не смели произносить слова «республика», а измена супружескому долгу каралась извержением виновных из общества.
Низложенный президент сочувственно кивал головой и, прощаясь со смотрителем, подолгу жал старческую руку, утверждая, что и он считает это незабвенное время наилучшим и верит в его восстановление.
Единственное, что беспокоило президента в его гнездышке, было смутное опасение за свою судьбу. Господин Аткин был человеком зоркого и дальновидного ума.
