Тотчас под ногами разверзлись весенние земные хляби. Парадный лоск фасадов престижной магистрали с изнанки обернулся вполне узнаваемыми интерьерами окрестностей нашего родного научно-технического заведения. Мужественно преодолевая внезапно налетевший ветер, я шел к Цели как боец, вздымающий над головой свое самое ценное «оружие» — рюкзачок с «контрактом» и образцами прекрасной газеты «The Moscow star». И старания героя были вознаграждены: менее чем через километр пути взору его всё же открылась постройка с вожделенным «№7», кое-как намалеванным краской на облезлой стене.
Со входной стороны здание выглядело чуть более прилично и при ближайшем рассмотрении оказалось спортивным комплексом, аффилированным к одному из автопредприятий столицы. «Вот же в каких дебрях иной раз квартирует госпожа Удача, а!» — весело воскликнул внутри себя автор, покуда слегка обсыхал и обчищал перышки. Откуда-то сверху раздался грохот футбольного мяча, сопровождаемый радостными воплями играющих — и у автора слегка защемило сердце… но он вновь строго напомнил себе, зачем и во имя чего он здесь — и, стараясь более не отвлекаться, отправился на розыски указанного ему в предварительной беседе «офиса». Конечно, всё увиденное покамест никоим образом не коррелировало со светлым образом компании «Суперлайт Интерешнл», но на фоне все-таки звеневшей еще в ушах лихой музыки атаки поразмыслить об этом более детально было как-то недосуг.
Сам «офис» располагался, очевидно, в одном из бывших вспомогательных помещений и, казалось, еще хранил его не до конца выветрившийся дух волевых побед. В первой комнате не было ничего и никого, разве что за столом у самого окна сидела благородных лет женщина, задумчиво глядевшая в некую сложнейшую таблицу на мониторе. Из следующей же комнаты доносился какой-то подозрительный шум.
— Добрый день! — бодро доложил я, — Я представляю ведущую московскую деловую газету на русском языке, и сегодня мы хотели бы…
О, женщина! Я узнал её сразу… вернее, не в прямом смысле непосредственно её, но…
Когда-то их профессия считалась скучной и малопрестижной, а место работы — иной раз даже и «ссылкой». Но, хвала Провидению, пришло Новое время — и их скромные, скрупулезные навыки оказались более чем востребованы! Бывшие серые утята пыльных гроссбухов, балансов и так далее вдруг обернулись прекрасными лебедями делопроизводства, без которых отныне нельзя было ступить и шагу! Да, тысячу раз был прав мастер Каравайцев со своим бессмертным «важно Что и Куда грузить» — но еще важнее зазвучал вопрос «как?», КАК сосчитать отгруженное, и в каких пропорциях!!! О, милый мой бухгалтер, только исконно женского рода! Собственно, за примером и далеко ходить-то было не надо: на нашей скромной с Каравайцевым обойной фабрике была как раз такая. Помнится, вела она свою бухгалтерию столь ловко, что параллельно с руководством (и в ореоле некоторой секретности от него — но, как говорится, нет ничего тайного…) возводила свою собственную дачку, причем так, на непредвзятый взгляд, еще и опережающими темпами. Да не абы где, а в Малаховке; сейчас название этого подмосковного поселения ассоциируется у неофитов разве что с Институтом физической, не побоюсь этого слова, культуры — но в ту пору оно гремело не хуже нынешних «Рублевки» и «Новой Риги». Эх, ну и было же время… и, в общем, это была именно Она.
— …и хотели бы предложить вам сотрудничество в области рекламы!!!
— Чего? — медленно повернулась Она и посмотрела на меня поверх очков, безо всякой, впрочем, злобы. Одно лишь немое « Господи, как же вы все мне надоели » читалось в её укоризненном взоре.
— Сотрудничество. В области рекламы. Хотелось бы предложить… — съехал я в минор, уже понимая, что второй «Владлены Геннадьевны», с присущими той атрибутами и аксессуарами, здесь, очевидно, не будет.
— Ааа, — протянула Она и утомленным голосом выкрикнула в сторону сопредельной части «офиса», — Алё, орлы! По рекламе кто вызывал? Пришли к вам…
Дверь с готовностью приоткрылась, однако ничего, кроме мощного клуба дыма, оттуда не показалось. Усилившийся же звуковой фон показал, что за дверью имеет место быть процесс, который добрый Митрич всегда именовал нервным словосочетанием «работа печенью». Она поморщилась.
