_2015_10_29_19_40_20_732 - страница 2
стало «Волчье солнце», Лившиц в полной мере находит себя в
стихах о Петербурге, но позднее, в «Патмосе», быть может луч
шей и самой сокровенной его книге, все же изредка проскальзы
вают интонации Мандельштама. (Впрочем, их можно отнести к
литературным и культурно-историческим реминисценциям, которы
ми вообще богата поэзия Лившица.) В особенной отзывчивости
к чужому поэтическому творчеству была для Лившица определен
ная опасность, но в этом, быть может, сказалась и специфика его
дарования: та универсальная открытость души, та поистине чув
ственная способность впитывать в себя чужое слово, которые
рождают и лучшие образцы поэзии, именуемой почему-то «книж
ной», и самые совершенные поэтические переводы. Как бы то ни
было, от книги к книге Лившиц искал, завоевывал и углублял
свою личную поэтическую тему. И как знать, во что вылились бы
эти поиски? Ведь наряду с поэтами, чей гений вспыхивает по
добно метеору (Китс или Рембо), есть и иные — те, кто находит
себя не сразу, поэты нарастающей силы, чья творческая индиви
дуальность вызревает даже десятилетиями. Как правило, это поэ
ты лирического склада, углубленных раздумий, «душевной умуд
ренности». Б. Лившиц от напряженной классической патетики
«Болотной медузы» возвращается в «Патмосе» — но уже с но
вой силой и новыми средствами — к теме лирической. То был,
однако, его последний оригинальный сборник, не считая вышед
шего в 1928 году «Кротонского полдня», в котором Лившиц
собрал все им созданное *. И как бы ни объяснялось его мол
чание, назвать себя «литературным неудачником» у поэта какие-
то основания имелись: к моменту выхода «Полутораглазого
* Опубликованные недавно в тбилисском сборнике «Карт
вельские оды» стихи Лившица 30-х гг. о Грузии не дают доста
точного представления об эволюции поэта.
6
стрельца» у него была литературная биография, но биография
поэтическая, несмотря на значительность созданного им
(и кстати, до сих пор не оцененного по достоинству), сложить
ся еще не успела.
И вот уже через год положение это резко меняется. В 1934 го
ду выходит сборник переводов Бенедикта Лившица «От роман
тиков до сюрреалистов» (а в 1937 году — его расширенный
вариант «Французские лирики XIX и XX веков»). По широте
охвата, обилию переводческих шедевров и новизне материала
с антологией Лившица мог сравниться только свод переводов
Анненского. Этой книгой, и по праву, Лившиц вплотную подошел
к поэтической славе. Именно к поэтической, ибо в сборнике
этом читателю открылись новые и замечательные возможности
русской поэзии. Не профессией был для Лившица перевод.
Многолетний труд в этой области был для него частью его соб
ственного поэтического творчества.
Еще в гимназии Лившиц упивался Овидием и «любовно пе
реводил размерами подлинника» Горация *. Здесь сказалось уже
его глубокое пристрастие к «латинской стихии». Увлеченность
французским символизмом совпала с началом поэтического твор
чества. Об этом периоде (1907—1908 гг.) Лившиц пишет: «...я
был уже основательно знаком с Бодлером, Верленом, Малларме
и всей плеядой «проклятых», из которых Рембо и Лафорг ока
зали на меня самое сильное влияние и надолго определили пути
моей лирики» **. В первом же своем сборнике Лившиц поме
щает переводы из Рембо, Корбьера, Роллина. Четкий ритм, упру
гая фактура и великолепная композиция этих стихов, разлитый
в них иронический яд контрастируют с изнеженно-вялым эсте
тизмом оригинальных строк сборника. Но поэт переводил не
* Автобиография, хранящаяся в Центральном государствен
ном архиве литературы и искусства, ф. 341, оп. 22, ед. хр. 3.
** Там же.
7
зря. Он потому и смог включить эти переводы в антологию
1934 года, что в работе над ними как бы опередил самого себя.
«Лившиц, — писал в предисловии к антологии В. Саянов, — был, пожалуй, единственным поэтом раннего русского футуризма,
органически связанным с французами». Уроки их новейшей
поэзии (и не в меньшей степени живописи, прежде всего ку
бизма) перерабатывались им в построении собственного поэтиче
ского языка. Всегда стремившийся к предельному осмыслению
своего искусства, Лившиц пытался определить взаимосвязь об
