Эти нас взяли. Мы едва успели условиться, что сочинять, как нас разделили.
Старший подошел в Вовке и о чем-то с ним беседовал на ходу. Потом подошел ко мне.
- Откуда вы идете товарищ?
- С Ришельевской.
- А номер?
Я сказал условленный номер.
- У кого же там были?
Я сделал застенчивое лицо.
- Да это... его знакомые... он молодой... я там в первый раз и был...
- Ну да, а фамилия как?
Я сказал нарочно исковерканную фамилию, но похожую на ту, которую должен был сказать Вовка, При этом прибавил, что, может быть, и не так, потому что я этих барышень не знаю, мне старому неинтересно...
- Значит, выпивали, товарищ?
- А что же я пьяный, что ли? Я дунул ему в нос.
- А чем занимаетесь?
- Артист... музыкант... Раньше на рояле и на скрипке давал уроки, а теперь на гитаре. Специальность "старые романсы" ... Ученики ко мне ходят... Сам голос я уже потерял, не выступаю ... После тифа ...
Заинтересовавшись, подошел другой патрулист.
Так вы, товарищ, гитарист?.. Я тоже на гитаре играю. Хорошая у вас гитара?
- Ничего себе... Только раньше я привык играть на одиннадцатиструнной, а это обыкновенная - семиструнная ... Ничего, сходит ...
- А какие романсы, товарищ?
- Исключительно самые старинные. Ну вот, например, "Тигренок", "А из рощи, рощи темной", "Три создания небес", - вот тоже замечательный романс ... Это не то, товарищ, что теперь пошло - Вертинский-Вертинский ... "Лиловый негр ей подает манто" ... ну, какой смысл!.. Почему он "лиловый", когда все негры черные?
Тут я решил остановить поток своего красноречия: кажется, было довольно. Патруль явно убедился в нашей невинности и подлинности. Старший сказал дружелюбно:
- Ну, если, товарищи, у вас документы в порядке, то вам ничего не будет... Сейчас и отпустят...
Район... Темень полная. Патруль, ругаясь, поднимается по лестнице на ощупь. Вводят нас в какое-то помещение. Тут тоже абсолютно темно. В темноте ставший кому-то докладывает про нас. Происходит ругань в виду того, что нет ни света ни спичек. Наконец, с трудом находят. Зажигают какую-то коптилку, которая считается лампой. Участок. За перегородкой начальство, в виде какого-то еврея. Нотабена: патруль, как, по-видимому, вся низшая милиция,-из русских. А начальство, так, приблизительно с чина околоточного надзирателя, евреи.
Начальство спрашивает, кто мы, где живем, документы. Предъявляем...
Комиссар занялся тем, что вызвал по телефону адресный стол: проверить, живет ли такой-то по указанному мною адресу. Но, видимо, с ответом что-то не ладилось...
- Что? Нет света в адресном столе?.. Не можете дать справки? Что? Разбили себе голову?.. Обо что?.. О шкаф?.. Что за безобразие ...
В конце концов, проэкзаменовав нас еще о роде наших занятий, при чем снова на сцену выплыла гитара и старинные романсы, нам объявили что мы свободны. Но это совсем не входило в мои планы.
Прежде всего, я рассудил, что прятаться от чрезвычайки выгоднее всего в районе, ибо карающей руке советской власти не придет в голову искать контрреволюционеров в своей собственной полиции. А, во-вторых, куда же нам идти?.. Опять на улицу? .. Но первый патруль схватит нас снова.
Поэтому я попросил разрешения переночевать здесь в районе, каковое милостиво получил.
Мы улеглись на широком подоконнике. Начальство "дормировало" на деревянных скамейках.
Утром мы были разбужены довольно странным инцидентом.
Начальство хотя и грозно, но довольно беспомощно взывало :
- Вестовой!.. Что вы не слышите, вестовой!..
Да, у них есть "вестовые"... В этом государстве социалистов, тех самых социалистов, которые чуть ли не краеугольным камнем своей программы ставили борьбу против "денщиков" ...
- Вестовой ...
В ответ на последний отчаянный призыв неожиданно раскрылся ... шкаф ... Большой шкаф для дел .. И с верхней полки раздалось:
- Чого?
Потом свесились громадные сапоги, которые вместе с нечесаной головой н прыгнули в комнату.
Посмотрев на нас, "вестовой Украинской Советской Социалистической Республики" добродушно изрек:
- Такая наша квартира...
* * *
Было уже совсем светло. Мы пошли. Но так как в пять часов утра возвращаться не приходилось, решили пройтись по базару, благо он под боком.
