В редких случаях «высшая психика» давала миру имена действительно выдающихся личностей. Помимо Николая Морозова, нам более других известны Лев Тихомиров, впоследствии ставший крупнейшим теоретиком самодержавной государственности, и Григорий Плеханов, превратившийся в марксистского идеолога европейского типа. Остальные народовольцы проявили себя как праздные смутьяны, злобники-публицисты и террористы.
Экзальтированные натуры не могли стерпеть пребывания в каменной клетке – пережить несвободу и крайне скудное содержание. Но самое страшным наказанием для народовольцев было полное забвение их «подвигов» – даже их большевистские последователи сочли индивидуальный террор методом бесполезным для целей социального переворота, а идеи народовольцев – просто глупостью.
Размах народовольческой организации многократно преувеличен историками. Если «хождением в народ» безо всякой системы и организации были почти всегда случайно захвачены несколько тысяч человек, то политической деятельностью, быстро сошедшей к террору, одновременно занимались не более нескольких десятков человек. Об этом с достаточной откровенностью свидетельствовал в своих мемуарах один из соучастников подготовки цареубийства Николай Морозов. Ничтожны были тиражи революционных газет и прокламаций. Так, в 1878–1879 гг. вышли только пять номеров газеты «Земля и воля» тиражом по 1,5–3 тысячи экземпляров.
Возникает вопрос: как же эти жалкие кучки экзальтированных разночинцев могли поколебать могучую Империю? Домыслы о развитии производительных сил, будто бы порождавших кризис производственных отношений, а с ним – и революционное движение, будет поверхностным и совершенно неверным. Разумнее увидеть, что в России начало возникать новое многосословное общество. Мода на образование при достаточно высоком достатке множества «кухаркиных детей», стремившихся в «чистое общество», пополняли его маргиналами, получившими общее название «интеллигенция».
Страсти, бушевавшие в этом слое, достаточно описаны в русской литературе. Но более всего выразил брожение, распространявшееся от интеллигенции Ф. М. Достоевский в своем романе «Бесы». Достоевский, подбирая определение для бесов революции, назвал лидеров «передовыми», вокруг которых обретается просто «сволочь», «дряннейшие людишки», «сор».
Открывают пути заговору и террору поначалу безобидные умники, склонные к бесплодным дискуссиям. Их словоблудье подхватывают заразившиеся зарубежным вольнодумством – им надо все оспорить, все осудить и очернить. Наконец, «передовыми» становятся чиновники, играющие в «современность», а потом и просто уступающие инициативу «сволочи». Эти уже безо всякого признака мысли, но с одним только беспокойством и нетерпением. И вот «дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор так благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать». И все эти «скорбно, но надменно улыбающиеся жидишки, хохотуны, заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, поэты взамен направления и таланта в поддевках и смазных сапогах, майоры и полковники, смеющиеся над бессмысленностию своего звания и за лишний рубль готовые тотчас же снять свою шпагу и улизнуть в писаря на железную дорогу; генералы, перебежавшие в адвокаты; развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные семинаристы, женщины, изображающие собою женский вопрос, – все это вдруг у нас взяло полный верх и над кем же? Над клубом, над почтенными сановниками, над генералами на деревянных ногах, над строжайшим и неприступнейшим нашим дамскими обществом.
Образцом для народовольцев были Соединенные Штаты и Швейцария, о которых народники-разночинцы знали лишь понаслышке. Но и этого было достаточно, чтобы расценивать США как страну, где «свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей».
Вовсе не исчерпанность позитивных сдвигов реформы 1861 году и не развитие капитализма пошатнули Империю. Крестьянство не так страдало от выкупных платежей и неурожаев, как думают. Именно поэтому крестьяне с полным непониманием относились к «барским забавам» – попыткам народнической агитации. Рабочие же еще не имели массовости, чтобы серьезно влиять на обстановку в Империи. Этот социальный слой еще только складывался, отношения работников и работодателей в промышленности еще только должны были сформироваться. Империи всерьез не повредили даже польские восстания и русско-турецкая война.
