Именно поэтому на то Рождество я решила подарить Флинну птицу, вырезанную из дерева. Я попыталась сделать ее похожей на дрозда, но у меня не получилось. Вместо этого вышла просто птичка со стеклянными глазками.
Правда, поначалу я боялась вручать ему птичку. Ведь если ты хоть что-то понимаешь в эльфах, то знаешь – они не любят подарков. Одно дело, создавать что-то для других, мастерить, трудиться, совсем другое – получать самим. Это им не свойственно.
Был риск, что Флинн не примет подарок. Открыв коробочку, он долго и пристально смотрел на птичку. А я, затаив дыхание, наблюдала за тем, как он вертит ее в руках, поворачивает, взвешивает на ладони. Достаточно ли она хороша? Я ведь долго тренировалась, пока не решила, что наконец сделала птичку, достойную моего друга. Наконец он сказал:
– Никто раньше не дарил мне подарков.
– Так ты возьмешь ее? – выдохнула я с облегчением.
– Возьму, – ответил он.
С тех пор на каждое Рождество я дарю ему птицу. В этом году у меня наконец-то вышел достойный дрозд. Из черного ореха, выкрашенного в ягодно-красный цвет.
Я налила себе еще стакан малиново-имбирного пунша, как вдруг услышала голос Элинор:
– Грустно, что у Натти не нашлось никого, с кем можно пойти на бал. Сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь видела мальчика.
– Видела, – сказал Флинн. – Тот парень, Ларс, помнишь?
Они стояли ко мне спиной и даже не подозревали, что я так близко и слышу каждое их слово. Я все еще могла улизнуть, и они бы ни о чем не догадались.
– О, Флинн, неужели не ясно, что она выдумала его, чтобы заставить тебя ревновать. Ведь ты же всегда ей нравился, – сказала Элинор.
Перед глазами у меня все поплыло, и я выпустила из рук стакан с пуншем. Красная жидкость растеклась по столу, забрызгав мое платье. Как у нее только язык повернулся такое брякнуть? Пусть даже она права, и Флинн мне нравится. Всегда нравился.
– Ничего она не придумывала, – ответил он. Его голос звучал громко и ясно, как колокол. – Я посмотрел в записях самого Санты. Там и правда был мальчик по имени Ларс.
– Ты так говоришь, потому что ты добрый, – сказала Элинор. – Мы все знаем, какая Натти сказочница.
У меня вспыхнули щеки. Пусть раньше, чтобы привлечь внимание, я и рассказывала всякие небылицы. К примеру, как потерялась в снежную бурю, а Рудольф, Красноносый Северный олень, прискакал и спас меня. Но я же больше так не делаю. Неужели люди не могут меняться?
Я закашляла. Они обернулись одновременно, будто так и было задумано. У Элинор хватило наглости сделать вид, что ей стыдно. На самом деле она боялась, что я пожалуюсь Папе. А я не буду. Я уже не маленькая ябеда и могу сама за себя постоять. Мое сердце стучало так сильно, что я даже испугалась, не слышат ли окружающие.
– Про Ларса я не лгала, – сказала я громко.
Два года назад я упросила Папу взять меня с собой развозить подарки. Это было мое рождественское желание, и ему пришлось согласиться.
Большинство воспоминаний о той ночи у меня расплывчатые, как и все, что связано с волшебством. Но когда я закрываю глаза, то слышу лай собак, чувствую запах домов, волнение от того, что нахожусь там, где меня быть не должно. Рождественские елки, рождественское печенье и рождественские чулки. Все рождественское. Больше всего мне понравилось смотреть, как Папа работает, потому что ему это доставляло удовольствие. Даже то, как он раскладывал подарки. Он действительно знал имя каждого мальчика и девочки. Он бы удочерил и усыновил всех потерявшихся детей, если бы мог. Но повезло именно мне. Иногда я думаю о своей матери, о своей настоящей матери, и мне интересно, знала ли она, кому меня отдает.
Мы зашли в домик у моря. Он был маленький, голубой с белыми ставнями. Я помню запах соли и звук воды. Пока Папа работал, я отправилась на поиски печенья. Больше всего мне нравилось арахисовое M&M’s, которое я попробовала в Чарлстоне, в штате Южная Каролина. На втором месте стояло необычное малиново-миндальное печенье из Парижа, во Франции.
Я нашла сине-белую фарфоровую тарелку с печеньем, посыпанным сахарной пудрой. На вкус оно напоминало нугу и орех пекан. Я как раз слизывала с пальцев сахарную пудру, когда увидела мальчика с волосами цвета лимонных леденцов. На вид ему было лет тринадцать или даже пятнадцать. Он стоял внизу лестницы и пристально смотрел на меня.
