Ничего не переменилось в ставшем родным Питеру городе. Так же текла по укрепленному каменными стенами руслу река Мапочо с ее металлическими мостами, превращаясь в шумливую реку, когда шли дожди и, усыхая до ручейка в засуху, статуя Девы непорочного зачатия безмолвно смотрела на людей, которые стояли в очередях за хлебом, ходили в кинотеатры, митинговали, бастовали, обсуждали аграрную реформу. Но после того, что пережил Питер за эти месяцы, все пробуждавшее в нем прежде интерес показалось смешным и незначительным.
Неделю спустя он встретил на бульваре Бенедиктова. Одетый в безукоризненный костюм, похожий на японского бизнесмена, когда бы не евразийское лицо и нос картошкой, коротышка-профессор шагал по улице, подобно телу, совершающему равномерное движение из учебника по физике. Пит обрадовался ему, как родному, однако Бенедиктов повел себя странно.
— А, это вы, — сказал он сухо и продолжил ход.
— Вы меня не узнаете?
— Вас мудрено узнать, — произнес Бенедиктов ядовито и бесцеремонно оглядел Соню. — Вы сильно поглупели за это время.
— Я вас не понимаю, — вымолвил Питер дрожащим голосом.
— В то, что вас купили, я не верю, но хоть капля разума у вас должна быть. Вы знаете, чего хотите?
— Справедливости, — сказал Питер кротко.
— Крови вы хотите! Или не видите, что здесь происходит и к чему все идет? Я очень люблю вас, Питер, — произнес Бенедиктов серьезным голосом, но мне кажется, ваша одиссея затянулась. Советую вам купить билет до Брюсселя. И поскорее.
— Сеньор профессор перевпечатлялся в своем Парагвае и стал похож на здешнего иезуита Гекеманса! — выпалил Питер фальцетом.
— Значит, ваш иезуит не дурак, вот и все, — пожал плечами Бенедиктов.
— Еще бы, он утверждает, что вы — коммунистический шпион!
На лице Бенедиктова не дрогнул ни один мускул.
— Я антикоммунист по своим убеждениям. И больше всего на свете ненавижу революции. Как мирные, так и военные.
— Мне кажется, сеньор, — произнесла Соня женственно и кротко, причиной тому — ваши личные неприятности.
Глава четвертая
Paralinguistas*
Зима в Сантьяго обыкновенно холодная и сухая, но в сентябре уже ощущалось приближение весны. Бенедиктов все утро бесцельно слонялся по неровному городу, потом поехал в Вальпараисо, задумчиво смотрел на американские и чилийские военные корабли, маячившие на горизонте и проводившие совместные учения, и при этом так пристально вглядывался в ледяные воды Тихого океана, точно забросил удочку и пытался определить, клюет у него или только блазится. Его обдувало холодным ветром, на лице оседали капельки соленого тумана, мальчишки предлагали сувениры, и он купил несколько ракушек. Прошла мимо женщина с красивым, вытянутым, лошадиным лицом и волосами, стянутыми в пучок, зацепила одинокого мужчину взглядом, без слов все поняла и отстала. Он смотрел, как садится в океан зимнее солнце, его пересекает большое торговое судно с советским флагом, потом вернулся в Сантьяго, зашел в бар на Аламеде и долго слушал профессора Чикагского университета Рея Райносероса, занимавшегося языками андской группы. Рей рассказывал о конференции в Акапулько, возмущался докладом голландца Менно Краана об экспедиции в восточные районы Перу и о каком-то мифическом белом человеке, про которого индейцы сочиняли легенды и показывали рожденного от него дочерью вождя мальчика, и уже в самом конце посоветовал Бенедиктову закончить все исследования до середины сентября.
— Мне кажется, вам следовало бы также позаботиться о вашей семье, Иван. — На Бенедиктова глядели простодушные глаза человека, родившегося в «heart-lands» ** на ферме, любившего незатейливые сельские нравы, кровавый стейк с жареной картошкой и гордившегося тем, что его имя и фамилия переводятся с испано-английского языка как «король носорогов».
— От Альенде все устали.
— Он не уйдет, — возразил Бенедиктов.
— Он не Гевара. Он больше похож на вашего Керенского, такой же фразер и импотент. Все масоны одинаковы.
— Он не уйдет, и мы окажемся в дерьме, — повторил Бенедиктов упрямо.
— Вам не потянуть еще одну страну.
— И все равно вы совершаете ошибку.
— Не выходите, пожалуйста, завтра из дома. — Рей поднялся со странной легкостью для своего грузного тела и двинулся к машине, которую он водил в любой стадии опьянения. — Вас подвезти?
