Питер и Соня уснули на рассвете, измученные, утешенные, счастливые еще одной любовной ночью, и не слышали вертолетов, которые разбудили советского ученого Бенедиктова, не проснулись от лязга гусениц на мостовых, от выстрелов и залпов танковых орудий. Разбудил их телефонный звонок. Он звонил долго, страшно долго; набравший номер давно должен был понять, что люди еще спят или их нет дома, но телефон все равно звонил. Во сне Соня заворочалась, что-то забормотала, Питер попытался поднять трубку, но с первой попытки сделать это не удалось. Трубка упала, запищала короткими гудками, но как только он положил ее, телефон зазвонил снова.
— Сынок, свершилось.
— Что такое? — спросонья он ничего не понимал.
— Господь внял моим молитвам. Только не выходи из дома. — голос казался далеким, словно с того света.
— Что произошло?
— Включи радио.
Передавали военные марши, играл джаз. Но что-то переменилось в эфире, это было другое радио. Вдруг они услышали Альенде. Голос у президента был хриплый, но спокойный.
— Наверное, это моя последняя возможность обратиться к вам: военно-воздушные силы бомбили радиостанции «Порталес» и «Корпорасьон». В моих словах не горечь, а разочарование, и они будут моральной карой тем, кто нарушил принесенную присягу…
Поразительно, но даже в эти минуты он ухитрялся оставаться красноречивым. Иногда речь перебивалась грохотом залпов.
— Я верю в Чили и в свой народ. Другие чилийцы переживут этот мрачный и горький час, когда к власти рвется предательство.
— Доигрался, чертов болтун, — произнесла Соня с неожиданной злостью. Она сидела на кровати нахохлившаяся, и обнаженное смуглое тело странно контрастировало с ее сузившимися глазами и резким голосом, пробуждая в Питере неуместное желание.
— Куда ты?
— Тебя не касается. Ты иностранец и можешь остаться дома.
Они хотели доехать до центра, но улицы были перекрыты.
— Надо пробиваться в посольство.
Глаза у Сони блестели все сильнее.
— Господи, никого нет! Никого! — ему казалось, у нее начнется истерика.
Город был захвачен своей же армией по всем правилам уличного боя. На небольшой высоте проносились самолеты и обстреливали вышки радиоантенн и передатчики, через которые еще могли выйти в эфир уцелевшие станции. Вертолеты облетали рабочие кварталы. Улицы патрулировали солдаты. Все выглядело так, словно армия проводила хорошо продуманную и подготовленную военную операцию. Соня с бессилием смотрела на самолеты, лицо ее исказилось, красивое тело тряслось от негодования.
— Мы поедем сейчас в посольство или к Рене. Там можно будет укрыться и выпить кофе. Заварушка на несколько часов. Только в Сантьяго, а это не вся страна. Есть рабочие поселки, есть шахты и рудники, подойдет армия и подавит мятеж.
В посольском районе было тихо. Они поравнялись с красивым зданием напротив парка Форесталь. Звездно-полосатый флаг развевался за забором.
— Мерзавцы! — Соня нажала на тормоз, высунулась в окно и стала кричать. — Добились своего?
— При чем тут они?
— Это все их рук дело! Их, их!
Офицер отряда карабинеров из числа тех, кто охранял посольство, приблизился к ним и, улыбаясь, посмотрел на красивую чилийку в «форде». Пит подумал, что чилиец, как, может быть, и всякий латин, прежде всего мужчина, мачо, а только потом правый, левый, офицер, булочник, банкир. Карабинер хотел сказать богатой, хорошо одетой даме в дорогой машине что-то очень галантное. Пит видел самодовольную улыбку уверенного в себе человека, как вдруг Соня достала из-под юбки маленький блестящий пистолет.
Все происходило очень быстро, но в памяти Пита осталось медленным. В глазах у Сони промелькнуло что-то лихорадочное, так мальчишки играют в войну и пуляют из игрушечных пистолетов. Лицо у офицера загорелось от восторга, потом сделалось обиженным, он недоуменно посмотрел на даму с заголившейся до бедра ногой, перевел взгляд на ее долговязого спутника и стал валиться на бок.
