Или ее никогда не было.
Я ощущал… разочарование? Ужас? Сковывающую движения панику? Если на то пошло, ничего подобного. Что я чувствовал, так это нарастающее чувство облегчения. Подумал: Я смогу жить здесь. И без проблем. Даже счастливо.
Я действительно так думал? Да. Да.
От фабрик воняло, в общественных туалетах постоянно курили, но в большинстве мест дышалось очень легко. А сколько здесь нового. Еда вкусная, молоко ставят под дверь. После периода воздержания от компьютера я осознал, в какую впал от него зависимость, часами читая глупые приложения к электронным письмам или посещая сайты по той самой причине, по которой альпинисты покоряют Эверест: потому что попались на глаза. Мой мобильник ни разу не зазвонил, потому что я больше не держал его при себе, и какое это приносило облегчение. За пределами больших городов люди в основном пользовались спаренными телефонами. А запирали ли они дверь на ночь? Как бы не так. Они тревожились из-за атомной войны, но я точно знал, что люди пятьдесят восьмого состарятся и умрут, не услышав о взрыве атомной бомбы где-либо, кроме испытательных полигонов. Никто не тревожился из-за глобального потепления или пассажирских самолетов, захваченных террористами-смертниками.
А если моя жизнь в 2011 году — не галлюцинация (сердцем я это знал), я все равно мог остановить Освальда. Просто не увидел бы конечного результата. И полагал, что переживу это.
Ладно. Первым делом надо вернуться к «санлайнеру» и уехать из Лисбон-Фоллс. Я решил, что доберусь до Льюистона, найду автобусную станцию, куплю билет до Нью-Йорка. Потом на поезде до Далласа… черт, а почему не самолетом? Денег мне хватало, и ни один сотрудник авиакомпании не попросил бы предъявить удостоверение личности с фотографией. От меня требовалось лишь оплатить билет, а потом «Транс уорлд эйрлайнз» встретила бы меня на борту самолета с распростертыми объятиями.
И столь огромное облегчение вызвало у меня принятое решение, что ноги вновь стали ватными. Не как в Дерри, когда мне пришлось сесть, но чтобы не упасть, я привалился к стене сушильного сарая. Стукнулся о нее локтем, с негромким мягким звуком. И тут же услышал голос, обладателя которого не видел. Хриплый голос. Почти что рычание. Голос из будущего, если на то пошло.
— Джейк? Это ты? — Последовал сухой, надрывный кашель.
Я чуть не промолчал. Мог промолчать. Потом подумал о том, какую часть жизни вложил Эл в этот проект, о том, что я — единственная оставшаяся у него надежда.
Я повернулся на звук кашля и ответил тихим голосом:
— Эл? Говори со мной. Считай. — Или хотя бы кашляй.
Он начал. Я двинулся на ведущий отсчет голос, не отрывая ног от бетона. И через десять шагов, гораздо дальше того места, где я сдался, моя нога во что-то уперлась, и я остановился как вкопанный. Еще раз оглянулся. Еще раз вдохнул пропитанный химической вонью воздух. Потом закрыл глаза и начал подниматься по ступенькам, которых не видел. На четвертой ночной холод сменился спертой теплотой, с ароматами кофе и пряностей. По крайней мере для моей верхней половины. Ниже пояса я все еще ощущал ночь.
Простоял так, пожалуй, секунды три, головой в настоящем, ногами в прошлом. Потом открыл глаза, увидел изможденное, озабоченное, истощенное лицо Эла и шагнул в 2011 год.
