– Вы хотите сейчас отдохнуть, мадам? – спросил лорд Куэнби, когда унесли десерт и подали кофе.
– Нет, я совсем не устала, – ответила Гизела.
– Я думал, все женщины любят отдыхать днем, чтобы вечером быть красивыми, – цинично усмехнулся он.
– Это такая трата времени, – просто сказала Гизела.
– Я бы хотел прокатить вас в своей упряжке цугом, – предложил он. – На аукционе «Таттерсоллз»[6] я недавно приобрел нескольких лошадей с отличным ходом. Вам не покажется скучным опробовать их?
– С большим удовольствием, – горячо откликнулась Гизела.
Они до вечера носились по узким тропкам, вовсю погоняя лошадей, когда попадали на главную дорогу, и проделали очень большой путь. Дул резкий ветер, но Гизела была хорошо укутана. Лорд Куэнби распорядился, чтобы Гизеле принесли меховые накидки и грелку для ног, и хотя ее щеки пылали от ветра, ей совсем не было холодно.
Лорд Куэнби управлял лошадьми точными, умелыми движениями опытного ездока. Гизеле хотелось попросить ненадолго вожжи, но она не осмелилась, а он не предложил ей место возничего. Они катили мимо маленьких деревушек и поселков, любуясь чудесными пейзажами вдалеке, и разговаривали довольно отрывочно, главным образом о лошадях.
Вернувшись в замок Хок, Гизела подумала, что день прошел тихо и спокойно. Ей раньше никогда не доводилось проводить по нескольку часов в обществе мужчины, и тем не менее они дались ей легко.
К чаю она вышла в изысканном платье из шифона и кружев, которое, по утверждению Марии, было одним из любимых платьев императрицы. Бледно-лиловое, с большим букетом нежных фиалок у талии.
Шторы в гостиной были опущены, мягкий свет от свечей струился по полированной поверхности мебели, придававшей комнате официальный вид. Перед огнем уже уютно устроились собаки, а чайный столик был весь уставлен серебряными блюдами со всевозможными вкусными вещами.
– Мне понравился сегодняшний день, – не подумав, произнесла Гизела, наливая чай.
– Мне тоже, мадам, – согласился с ней лорд Куэнби. – Я ожидал совсем другого.
– Чего же вы ожидали? – заинтересовалась Гизела.
– Наверное, мне следует сказать, что вы оказались совсем другой. Я и сам точно не знал, как все обернется. Но, конечно, не так, как случилось. Я думал исключительно о том, как высказать вам все, а не о том, что произойдет потом. И только ранним утром я понял, что вы можете уехать после нанесенного вам оскорбления.
Впервые за весь день он упомянул о разговоре, состоявшемся накануне вечером. Гизела промолчала, и он решил продолжить:
– Давайте забудем, все забудем! Когда-нибудь, возможно, вы удостоите меня чести, рассказав, что произошло. А пока вы можете выбросить из памяти все, что случилось вчера вечером?
– Я постараюсь, – ответила Гизела.
– У меня не было никакого права говорить то, что я сказал. Теперь я вижу, какой непростительной дерзостью с моей стороны это выглядело. Я до сих пор поражен вашим терпением: вы не вышли из комнаты, как только я начал говорить, и не приказали заложить карету, чтобы немедленно уехать домой. Вы очень великодушны, ваше величество.
– Я здесь инкогнито.
Гизела сама не поняла, почему так сказала. Просто у нее возник какой-то внутренний протест, когда к ней обратились так, словно она и в самом деле принадлежала к королевской династии.
– Я все время забываю, – сказал он. – Вы должны простить меня, мадам. Я очень долго жил с ненавистью и злобой в сердце, и теперь мне странно ощущать, что они исчезли.
Гизела подняла брови.
– А они исчезли?
– Без следа, – ответил он. – Наверное, уже одно то, что я высказался, помогло от них избавиться. Нет, не так! Произошло совсем другое! Сказать вам правду?
– Ну конечно, – попросила Гизела.
Она ответила словно под гипнозом, зачарованная его низким, глубоким голосом и необычными речами.
– Тогда знайте, – продолжил он. – Когда я говорил с вами таким непозволительным образом, я вдруг понял, что все то, в чем я вас обвинял, не могло быть правдой. Нельзя выглядеть таким неиспорченным, нетронутым, невинным созданием и не обладать при этом внутренней чистотой.
Гизела попыталась стряхнуть с себя наваждение.
