Рита остановилась. Предчувствие новой беды комком сжало горло.
— Меня… меня это не интересует, — хрипло проговорила она.
— Девушку зовут Татьяна Ливанская. Звали. Потому что она погибла в возрасте двадцати одного года. Ее убийца по воле суда остался на свободе. Знаете, как его зовут?
Рита почувствовала, как потемнело в глазах.
Она хотела что-то сказать, попросить оставить ее в покое. Женщина за ее спиной смотрела на нее со злым сочувствием. Раньше Рита никогда не думала, что такое возможно — именно злое сочувствие, вернее даже — злорадное…
Она пошла вверх по лестнице.
— Его звали Сергей Андреевич Воронцов, — прошептала ей вслед эта мойра.
И шепот показался Рите криком.
Даже сейчас она почувствовала снова, как выступает на лбу холодный пот.
Амира заметила это:
— Что с тобой?
«Зря я напоминала ей о прошлом, — подумала она. — Ритка до сей поры не смогла смириться с Машиной гибелью, это понятно».
— Ничего…
Рита попыталась улыбнуться.
— Просто Бог, Амирка, заставляет иногда дорого платить за одну подаренную улыбку…
— Ну, так Его улыбки дорого стоят, — вздохнула Амира. — Некоторым Он вообще не улыбается.
— Может быть, им и живется спокойнее…
— На фиг мне такое спокойствие, — фыркнула Амира. — Жизнь в полусне. Когда интересует только качество колготок и презервативов. С ума сойдешь… Пусть лучше улыбается.
Она разлила по рюмкам оставшуюся водку.
— Кажется, мы с тобой изрядно пьяны…
— «Не пей вина, Гертруда, пьянство не красит дам…» — невесело рассмеялась Рита.
— А мы и не вино пьем, а водку. Вино, может быть, не красит. А насчет водки ничего такого спето не было.
— Так ведь про пьянство…
— Иногда короткое пьянство полезно для психического здоровья.
— Не знаю, — вздохнула Рита. — Мне плакать хочется, когда я выпиваю.
— Так тебе это и нужно, подруга. Сесть и зареветь белугой. Или волком-одиночкой, которого стая затрахала. Научить тебя?
Амира уселась на пол на колени. Вытянула спину в струну. Подняла голову и завыла:
— У-у-у…
Рита невольно рассмеялась.
— Ну и чего я, как последняя дура, вою в одиночку? — деловито осведомилась Амира. — Давай плюхайся рядом. Никто нас не застанет. А если застанет, скажем — пардон, мои ами! Это мы тут лесбосом решили развлечься! Им ведь лесбос понятнее, чем волчий вой.
Рита поняла, что ей этого и в самом деле хочется. Повыть.
Она опустилась на колени, как Амира. Спина стала напряженной. Голова поднялась вверх. Рите на секунду и в самом деле показалось, что теперь там волчья морда. Точно она становилась оборотнем. Несчастным волком, которому выпала такая беда — стать волком-омегой.
Рита закрыла глаза. Вся боль, горечь, обида, злость на себя, скопившаяся в душе за долгие эти месяцы, вырвалась на волю — вместе с громким воем.
— У-у-у…
Она выбрасывала в воздух эту боль, и ей становилось легче. Появилась сила, и самое главное — надежда.
Надежда, что если Бог не слышал ее молитвы, то этот вой Он слышит наверняка. Не может Он не услышать, потому что пора уже. Потому что, Господи, иногда болью захлебываются. «Пусть я виновата, — выла волчица-Рита, — пусть я одна во всем виновата… Но, Господи, я каждую ночь вижу его. Я пытаюсь спрятаться, но у меня ничего не получается. Что ж, даже если он убийца, так ведь я полюбила его раньше, чем узнала об этом. Дело не в том, что мне было хорошо с его телом, Господи. Мне нужна его душа. Мне нужны его руки. Мне нужно говорить с ним и молчать тоже… Если Ты не хотел слышать мои молитвы, Господи, услышь мой вой».
Она затихла. Они сидели на полу, друг против друга.
— Ну как? — спросила Амира. — Полегчало?
— Полегчало, — выдохнула Рита.
И они засмеялись, как две девочки-школьницы. Точно за их плечами не росли крылья, сотканные из пережитой боли…
На улице стемнело. Амира шла, удивляясь тому, что ей вовсе не так грустно. Она ожидала худшего.
Честно говоря, она вообще очень боялась предстоящего визита. Думала, что Ритка изменилась. Да нет, теперь она убедилась, что ее подружка осталась прежней. Разве что в глазах появилось выражение насмерть испуганной собаки.
Она могла бы еще у нее побыть, но вернулся Витька… пардон, Виктор Петрович. Теперь он мог называться именно так.
