— Фу, какой хамский, неприкрытый лесбос! — сердито прошептала Амира. — Прямо с души воротит!
Рита тихо рассмеялась.
На экране между тем происходило следующее — видимо, блондинке кто-то еще и угрожал, потому что она с опаской посмотрела за спину.
— Там у них что, маньяк? — спросила тихонько Рита.
— Нет, боится, что их застукают, — продолжила комментарий Амира. — Видела швейцарскую рекламу голубой краски для волос?
— Нет…
— Там чувак такой кондовый… Выкрасил свой «ирокез» в голубой цвет… И во весь экран его ухмыляющаяся рожа и голос: «Я уже стал голубым. А вы?»
Рита недоверчиво рассмеялась.
— Правда! — серьезно сказала Амира. — Вот тебе мой мусульманский крест, все именно так и было! Борька ролики привез — специально с телика записывал! Это еще цветочки, Рит! Там такое…
Миша принес текст.
— Значит, ты, Амира, говоришь за блондинку…
— Ага, — кивнула Амира. — Как жертва сексуальной атаки, так сразу отчего-то Амира! У меня что, голос придушенный?
— Нет, просто Рита может говорить сексуальным голосом, — сказал Миша.
Потом до него дошел смысл Амириных слов. Он остановился и вытаращился на Амиру.
— При чем тут сексуальные нападения? — спросил он, тупо рассматривая девушек на экране.
— Вот, я всегда говорила, что у мужчин абстрактное мышление по нулям! — торжествующе закричала Амира. — Посмотри сам! Эта тетка с большой грудью, которую ты доверяешь Ритке озвучивать, глядит на невинную овечку, как удавица на крольчиху!
— Удав, — поправила ее Рита.
— Именно удавица! Прямо взглядом пожирает. Та, дуреха, как раз вроде Ритки, разгуливает голяком, думает: «Подумаешь, подруга же пришла, не друг!» А эта подруга вынашивает грязные мысли.
Миша кротко вздохнул.
— Девушки, это реклама колготок…
— Кстати, о колготках! — обрадовалась Амира. — Вот эти колготки! Те самые, можешь не смотреть так, как будто внезапно уселся на кактус! Хочешь, пакетик принесу?
— Не надо, Мирочка. Я тебе новые куплю. Если ты перестанешь маяться дурью и примешься за работу.
— Последнее время я не вижу особенных различий между этими двумя понятиями, — вздохнула Амира с притворной скорбью. — Но я смиренно тебя послушаюсь. За колготки, Миш, я и сама готова в такой порнухе сняться. Только не эти, а другой фирмы.
— Пять минут на текст, — бросил Миша, пытаясь скрыть раздражение.
— Пять? — не могла уняться Амира. — Да брось ты, Мишаня! На твои нетленные строки и двух бы хватило!
Миша ничего не сказал. Окинув Амирину фигуру взглядом, полным кроткой печали, он вышел.
— Нарвешься, Амирка! — прошептала Рита.
— Ты вчера нарывалась, я сегодня… Слушай, Ритка, а может, мы их пошлем куда подальше и откроем собственное дело? Чем, в конце концов, эти дегенераты умнее нас?
Рита ничего не ответила, пытаясь вникнуть в тупое нагромождение бессвязных фраз Мишиного сценария.
Амира, поняв, что Рита ушла в свои мысли, тоже принялась читать, иногда комментируя написанное себе под нос.
— Готовы?
Рита кивнула.
Она подняла глаза и встретилась взглядом с Виктором.
Он стоял, глядя на нее, серьезный и, как показалось Рите, немного печальный.
Рита попыталась улыбнуться ему.
Он грустно развел руками, точно признавался в беспомощности ее попытки развеять его душевную смуту.
«Похоже, у него неприятности, — подумала Рита. — Хотя… его самая большая неприятность — это, как ни прискорбно, именно я…»
Что-то в ней изменилось…
Он смотрел на нее — и не мог понять.
Она была грустна. И в то же время вся наполненная внутренним светом.
Грустна — и светла…
Именно так.
Отчего-то в мозгу всплыла строчка из детской песенки про лисенка и Тутту Карлсон: «У меня есть тайна цвета апельсина…»
Глядя на Риту, казалось, что у нее теперь тоже есть тайна. Она бережно спрятала ее там, на дне души, и, может быть, тайна эта не очень-то радостная, с оттенком печали и недоумения, и все-таки, все-таки, все-таки…
Он почувствовал раздражение и обиду. Кончики пальцев побелели. Виктор старался выглядеть безмятежным, спокойным — это удавалось ему, но так нелегко…
Она улыбнулась какой-то шутке Амиры; даже на Амиру Виктор сейчас смотрел с ненавистью и завистью — она сидела рядом с Ритой. Совсем близко. Она могла дотронуться до нее.
