Вид у них был торжественный и взволнованный.
— Щвыбзик, — сказали они, обнажи голову перед этими научными инструментами. Мы живем в век Фламмариона и кометы Галея. Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Признаюсь, я сначала решил, что они успели перехватить по дороге рюмку дузика.
Но вскоре стало ясно, что они трезвы, находятся в здравом уме и полной памяти, и что надвигаются большие события. Коробку открыли. Внутри лежала подзорная труба, вероятно проданная каким то загулявшим моряком в комиссионный магазин. Труба была старая, потертая, видавшая виды.
Приятели раскрыли ее и при помощи куска проволоки и обрывков бичевки стали прилаживать инструмент к треножнику. Когда все было готово, они отступили назад с видом артистов, любующихся своим детищем, а Захарьянц в мистическом экстазе прошептал:
— Телескоп! Пулковская обсерватория в центре Константинополя… Волшебно!
Я все еще не соображал, в чем дело, — временами мне казалось, что оба слегка рехнулись. Только много позже я понял, что великие люди редко получают признание при жизни. Через минуту мы были уже на улице и несли подзорную трубу на треножнике по направлению к Гранд Рю де Пера. Дойдя до площади мы остановились и взглянули на небо.
Была великолепная, лунная ночь.
Не знаю, что испытывают участники научной экспедиции, взобравшиеся на Эверест, наблюдать лунное затмение. Но мы испытали в ту минуту, когда установили наш треножник и направили объектив в сторону луны, страшное волнение.
И как ни дрянна была наша труба, лунный шар вдруг приблизился, сделался большим и ярким. Очертания материков и морей стали резче, отчетливо обрисовались лунные кратеры… Мы так были поглощены изучением лунной поверхности, что не заметили, как к нам подошли два щеголеватых турка,
— Турча белюрсем? — спросили они.
— Турча бельмем! — ответили мы, мотнув головой сверху вниз, как заядлые турки. Узнав, что мы не говорим по-турецки, они перешли на константинопольско-французский язык и спросили, что это за труба?
— Это не труба, — обиженно ответил Яшка. — Это телескоп.
Турки недоверчиво осмотрели наш «телескоп», но любопытство взяло верх, и они спросили, что мы видим?
— Луну, — ответил вдохновенно Яшка, — луну, покровительницу всех правоверных!
И тоном профессионального лектора он начал:
— Мы присутствуем сейчас, джентльмэны, при четвертой стадии луны, которая дает вам возможность рассмотреть в наш телескоп главнейшие лунные материки, моря, кратеры и трещины… В северной части лунного диска вы увидите 14 черных пятен, именуемых морями, хотя воды на лунной поверхности нет. Внизу, у Южного полюса, расположенна самая высокая гора на луне, гора Лейбница, высотой в 7.600 метров. Особой красотой отличается цирк Клавиуса, имеющий в диаметре 210 километров. Период образования гор на лунной поверхности относится…
Мы слушали и не верили своим ушам: где, в каком учебнике, в каком энциклопедическом словаре набрал этот мерзавец свои знания по астрономии? На турок эрудиция Яшки произвела потрясающее впечатление.
— Сколько стоит посмотреть на луну?
Коммерческая сторона дела еще не была разработана. Вопрос захватил нас врасплох. Но директор пулковской обсерватории не задумываясь, ответил:
— Беш пиастр! Беш!
Турки вынули по пяти пиастров и протянули их астроному. С видом оскорбленного величия он ответил :
— Джентльмэны, я даю лишь сухие научные объяснения. Прошу вручить деньги кассиру!
И он презрительно ткнул пальцем в мой котелок, который немедленно сполз мне на уши.
Турки прилипли к объективу. Пока они любовались луной, к нам подошли три американских матроса в белых шапочках, — Константинополь был в это лето полон союзными моряками. Матросам пришлось стать в очередь, чтобы поглядеть на луну. Через час в хвосте уже стояло два десятка человек, и мы оказались заняты по горло.
Научный работник говорил без устали, проявляя бездну эрудиции, и даже пытался в популярной форме разрешить вопрос о возможности жизни на луне. Второй компаньон наблюдал за порядком в очереди, а кассир хищнически взимал плату.
Было уже очень поздно, когда мы кончили работу и поплелись по Юксек-Калдериму. Коста был давно закрыт, погасли вывески кинематографов, на улицах попадались только редкие прохожие, но под пожарной башней мы нашли кофейню, где сонные турки докуривали наргилэ и играли в домино, и где можно было еще получить кофе и ледяную султанскую воду «саук-су».
