— Ну что, Даша, понравились вам сюрпризы? — спросил меня господин полицмейстер.
— Настолько понравились, что и я, вернее мы с Петром Александровичем, желаем вам сюрприз преподнести, — сказала я, переглянувшись с Петей. — Давайте все вместе пройдем совсем недалеко. Уверяю, что всем будет очень интересно.
— Да куда же вы нас зовете? — удивился Дмитрий Сергеевич. — По правде, так я вашим сюрпризам и рад, и боюсь их одновременно до оцепенения.
— Бояться ничего не стоит, — успокоила я его. — А идти совсем недалеко. В часовню, что на Базарной площади, как раз напротив вашего полицейского управления.
— Ну что, господа? — обратился ко всем полицмейстер. — Не станем обижать графиню отказом?
Все согласились, что этого делать не следует, и вскоре уже мы подходили к часовне Пресвятой Иверской Богоматери.
Часовня была мала, так что от нас там сделалось тесно. Мужчины сняли фуражки, стали креститься и кланяться единственной в ней иконе Божией Матери. Была та икона ростовой, то есть в рост человека. Изображение Богородицы, писанное на доске, было украшено серебряным окладом. Я подошла почти вплотную к иконе и повернулась к дедушке:
— Ты сказал, что Михеич просил тебя поклониться именно этой иконе?
— Говорил, и просьбу ту я уже исполнял.
— Так и я поклонюсь.
Я встала на колени и склонила голову. Нижняя часть оклада оказалась как раз против моих глаз, стало видно, что он не прилегает к доске вплотную и есть между ними зазор. Я мысленно попросила у Богородицы прощения за свой поступок и, сунув руку в тот зазор, нащупала там небольшой кожаный мешочек и извлекла его.
— Вот, господа, — сказала я, вставая с колен, — оказалось, что слова Михеича, про которые мы с дедушкой только что вспоминали, не были просто словами. Я, грешным делом, о них забыла, а вот Петя не забыл.
Петя при этом не застеснялся как обычно, а неожиданно заулыбался. На фоне закаменевших и вытянутых от удивления лиц остальных присутствующих эта улыбка смотрелась особенно жизнерадостно.
— Это папенька меня приучил все кажущееся важным или непонятным записывать, а после эти записи непременно просматривать. И эти слова Михеича я записал. И тоже забыл. Вернее забыл бы, если бы не вспомнил, — Петя чуть сбился и по этой причине все же смутился. — Даша, расскажите лучше вы.
— Да рассказывать уже ничего и не осталось. Петя на днях перечитал свои пометки и задумался над этими самыми словами про икону Пресвятой Иверской Богоматери. Пришел сюда, стал расспрашивать и узнал, что нашего Михеича просили незадолго до смерти поправить оклад на этой иконе. Дальше догадаться было несложно. Только вот доставать эти алмазы сам он не решился.
— И верно сделал, — сказал полицмейстер, начиная приходить в себя от изумления. — Такие действия правильнее осуществлять в присутствии официальных лиц.
Я протянула ему мешочек. Сергей Николаевич развязал шнурок, стягивающий его горловину, и высыпал на ладонь увесистую горсть невзрачных, мутноватых с виду камней, различной формы и размеров — вот так зачастую некрасиво выглядят необработанные алмазы в отличие от сверкающих бриллиантов.
— Иван Порфирьевич, вы у нас вроде в каменьях толк понимаете? — обратился он к товарищу прокурора. — Не оцените на взгляд?
— То, что это алмазы, или их стоимость? То, что это алмазы, скажу без сомнений. А цена? Сказано было, что двадцать лет назад они стоили пятьдесят тысяч. Так за это время цена удвоилась, если не больше. Так что вам, сударыня, вознаграждение за их находку немалое полагается. Опять же, если я правильно понимаю, то единственным человеком, имеющим на них право, является Алексей Евграфович Кухтерин, а он может и отказаться, посчитав зазорным претендовать на них из-за того, что камушки эти в таком скандальном деле фигурировали.
— Ну это уж ему решать, — сказал дедушка, — мы же эти камни себе брать не станем.
— Я тоже так считаю, — согласилась я. — А Петя еще раньше сказал, что вознаграждение, если оно и вправду полагается, нужно пожертвовать церкви. В память о Михеиче и остальных погибших.
* * *
С этими грустными мыслями мы вышли на воздух. Сумерки сгустились, но еще было видно, как за базарным мостом ходят люди, проезжают сани, как напротив второвского пассажа идет какая-то суета.
