Слуга, который был пониже ростом, встал у стола и указал на блюда длинным и острым ножом.
— Чего желаете? — спросил он хриплым голосом. — Я вам отрежу. Что положить? — повторил он свой вопрос.
Блейк посмотрел на голову зверя с клыками, недоумевая, от какого удивительного животного ее отрезали.
— Что это? — спросил он.
— Морж. Свежий морж, вареный, — ответил тот со странным акцентом. — Я отрежу. Самое вкусное — язык и глаза.
— Я лучше рыбу, — решился Блейк.
На лице слуги отразилось разочарование.
— Рыбу? — переспросил он.
— Рыбу, — повторил Блейк и указал на угрей, копошащихся вдоль чешуйчатого тела рыбины.
— Муж сказал мне, что вы магистр каббалы. Вам помогает ваша магия? — спросила Хезрин, в то время как слуга вонзил нож в рыбу, ловко отрезал длинный кусок, бросил его на тарелку Блейка, а сбоку положил горку извивающихся угрей.
— Это не магия, это наука, — ответил Блейк. От тарелки, которую поставил перед ним слуга, поднимался пар. — Время варварских предрассудков минуло. То, что мы называем волшебством, на самом деле результат действия природных сил, механизм работы которых мы пока не понимаем. Но я верю, что придет день, когда наука объяснит все тайны.
— В вашем мире вы не оставляете места тайнам, а значит, и вере. А мир без тайн — как искусство без художника или музыка без инструмента. На что годится ваша магия? Можете вы оживить эту рыбу? — Столовым ножом Хезрин вырезала глазное яблоко из головы моржа.
— В мире есть порядок. Было назначение в этом мире и у животного, которое вы едите, хотя сейчас это назначение несколько изменилось. Моя магия — это открытие истины. Каббала сводит бесконечное с конечным, великое с малым, показывает, как все в мире взаимосвязано. — Блейк поднял взгляд от своей тарелки, из которой выполз один угорь и теперь, извиваясь, полз по накрахмаленной белой скатерти, оставляя жирный черный след.
— Я верю в магию, Сабиан. Но не в такую, как у тебя, а в чудесную магию, которая может унести нас от тягот этой жизни. — Хезрин воткнула вилку в моржа и оторвала кусок вареной кожи, накрутив его на вилку. — Мы живем в мире, где люди верят в самые странные вещи, и вы хотите дать всему объяснение и найти причину всего?
— Он ученый, исследователь, — проговорил ее муж с дальнего конца стола. — Блейк открыл нечто поразительное, и завтра об этом заговорит весь Лондон. Йейтс со своим «Ландон Кроникл» об этом позаботится. — Лорд Флэмберг заметил, с каким отвращением Блейк изучает содержимое своей тарелки. — У моей жены специфический вкус. Иногда мне кажется, она может съесть что угодно. К чему есть то же самое, что ест любой бродяга? Кто еще сможет похвастаться, что ужинал роскошной свежей моржатиной? — с восторгом заметил Флэмберг. — Изысканное вино и дары моря! Я больше всего люблю язык.
— Смелее, Сабиан. Наколи их на вилку и глотай. Они очень вкусные и полезные. Улучшают цвет лица, — засмеялась Хезрин, уговаривая Блейка съесть угрей. — Они совсем свежие. Только что выловлены из ила, их специально держали в воде, чтобы подать живыми к ужину. Не бойтесь, они вам ничего плохого не сделают.
Блейк наколол на вилку несколько угрей и быстро проглотил, не жуя. Хезрин и ее муж внимательно следили за ним. Наконец, съев примерно половину, Блейк вытер губы и аккуратно сложил салфетку на тарелке.
— Очень вкусно, — неискренне сказал он, хватая ртом воздух, чтобы хоть как-то подавить ощущение скользкого и шевелящегося клубка в желудке. Блейк был уверен, что угри не подохли и скоро полезут обратно. — Так как насчет «Ландон Кроникл»? Что там напишут о моей комете?
— Ты теперь знаменитость. Йейтс изобразил тебя как величайшего ученого, а твою комету — как открытие века, — ответил Флэмберг, облизывая жир с белого моржового клыка и вытирая губы. — Он написал, что комета пройдет мимо Земли и, по твоим расчетам, это будет захватывающее зрелище, какого не видали от Сотворения мира.
— А когда она упадет на Лондон и убьет половину его жителей, меня просто повесят.
Блейк переводил взгляд, полный негодования, с Хезрин на лорда Флэмберга, надеясь увидеть хоть какую-то реакцию, но они продолжали невозмутимо доедать голову моржа.
