НЕТ СТРАНИЦЫ (брак книги)
— Адель, это очень сложно.
— Я знаю.
— Это почти невозможно.
— Почему?
— У вас нет титула, и потом, этот ваш образ жизни… ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Король, мой отец, не согласится.
Нисколько не обижаясь, она рассмеялась:
— О, мой дорогой Филипп, не уж-то вы не знаете, что сказать королю?
Ее изумрудные глаза глядели пристально, испытующе. Филипп пожал плечами.
— Я попытаюсь, Адель. Я сам был бы рад…
— Попытаетесь? Вот и отлично. — Она заставила лошадь идти быстрее. — Титул — это, знаете ли, не так уж важно в нынешнее время. Слава Богу, мы живем не при Карле X, быть аристократкой хорошо, но можно ею и не быть, не так ли? Разве все эти мадам Дон, мадам Патюрль, бывающие во дворце, — аристократки? И разве ваш отец так уж подвержен предрассудкам? Он всюду ходит с зонтом, показывая, что любит простой народ. А я ведь плоть от плоти его, этого народа.
Шутила ли она? Филипп неуверенно произнес:
— Адель, подумайте, с какой стороны мне подойти, говоря об этом? Какие услуги вы оказали дворцу? Чем я могу обосновать вашу просьбу? Ваш образ жизни…
Усмехаясь, она небрежно бросила:
— Если станут допытываться, скажите, что вы предпочитаете спать со мной, чем с любой дамой из общества, предпочитаете так же, как и ваш брат, — что, разве это не достаточная заслуга с моей стороны?
— Вы смеетесь. И потом, я просил вас не говорить больше о Фердинанде…
— Если вы просили, это еще не значит, что я не буду говорить. — Она натянула поводья. — Устройте мне приглашение ко двору, Филипп! Это очень для меня серьезно. Придумайте что-нибудь. Скажите его величеству, что я предана дому Орлеанов и со временем, когда стану влиятельной, буду рада оказывать этому дому более важные услуги — хотя и те, что я оказываю нынче, тоже заслуживают благодарности. — Ее глаза блеснули весельем. — Думаю, если не ваш отец, то ваша мать непременно их оценит.
Это было важно для нее. Она почему-то думала, что, сумев побывать там, куда имел доступ Эдуард де Монтрей, как-то облегчит тяжесть на душе. Какой-то слепой инстинкт толкал ее туда. А еще она хотела вознестись так высоко, как это только возможно, достичь всего, что в ее власти. Словно желая позлить Филиппа, Адель сказала:
— Фердинанда было бы легче уговорить.
— Прекратите говорить о Фердинанде! Что вам этот двор? Вы не представляете, какая там скука.
— Я хочу этого. Таков мой каприз. Я не хуже любой дамы, которую принимает королева Амелия, более того, я даже лучше, потому что я искренна.
И еще потому, что царствование Орлеанов мне действительно нравится. Оно как раз для меня.
— Это правда?
Она качнула головой:
— Разумеется. Чего я могла бы достичь при Карле X, которого окружало лишь старое дворянство да эти нудные священники? — Улыбаясь, она протянула: — Так-то, Филипп. Революция 1830 года сделана для меня.
Филипп нетерпеливо произнес, улавливая в ее голосе иронию, неприятную ему по отношению к Орлеанам:
— Увы, Адель, порядки при дворе во многом остались те же. Чтобы быть принятой там, надобно быть добродетельной — таковы предрассудки.
Адель остановила лошадь, холодно взглянула на принца, а когда заговорила, голос ее был насмешлив и сух:
— Берегитесь, принц. Берегитесь, как бы вам не пришлось отправиться к женщинам, которые вполне разделяют с вами эти предрассудки, но не разделяют ложа, которое я делю с вами…
— К чему угрозы, Адель? Я сделаю все, что смогу.
На самом деле Филипп полагал, что все это очередной каприз, один из тех, что быстро забываются. Он соглашался исполнить его, надеясь, что от него не потребуют исполнения. Адель будто почувствовала это.
Окинув его взглядом, в котором при желании можно было прочесть даже легкое презрение, она пустила лошадь в карьер. Филипп, тоже взбешенный этими ее бесконечными выходками, нарочно не стал ее преследовать — ведь если за ней все время бегать, она вообразит невесть что!
Он прибыл на Вилла Нова спустя полчаса и сразу пошел к Адель. Однако дорогу ему преградила ее служанка и сказала, что у госпожи мигрень и она никого не принимает. Не вышла Адель и к ужину. Разозленному Филиппу пришлось коротать длинные вечерние часы в обществе старого Тюфякина, сидеть с ним за столом и слушать его рассказы. В каждом слове князя Филиппу чудилась насмешка — русский вельможа будто догадывался обо всем. Потом надежды на то, что Адель покажется, вовсе не стало, Филипп в крайней ярости покинул Вилла Нова и уехал в замок, сгорая от гнева и желания.
