Уже стоя на носу своего катера, Андрей Иванович вдруг замахал рукой.
— Стоп машина! Олег Викторович, а где Джек? В кубрике я его не видел…
Аксенов вернулся на тримаран. Несколько раз ласково позвал собаку, но Джек не откликнулся привычным лаем, как делал это обычно.
Стараясь не разбудить спящих, они осмотрели все закоулки в кубрике, потом в коридорах и рубке. Нашли его в душевой кабине под скамейкой. Джек лежал, спрятав голову в лапы. Аксенов принес ему баночку с водой.
Джек взглянул на хозяина тоскливыми глазами, приподнял голову, обмакнул в воду язык и пополз еще глубже под скамейку.
Было душно и как-то гнетуще тихо.
Олег открыл кран, думая, что собака хочет под душ, но Джек не вылез из своего укрытия.
— Ладно, пусть отлежится. Видимо, это от жары, — сказал Аксенов. — Ну, а мне, к сожалению, пора на плавбазу.
Проводив комиссара, они поспешили плотнее задраить за собой верхний люк — духота за стенами корпуса тримарана была нестерпимой.
— Сорок три выше нуля, — покачал головой Винденко. — А ведь уже далеко за полдень.
Они снова углубились в прерванное шахматное сражение.
В рубку поднялась Таня.
— Я не ослышалась? Мне почудился голос Андрея Ивановича. И не спала, вроде сознавала, что кто-то ходит по кубрику, что-то ищет, а глаз открыть не могу… И сейчас в затылке тяжесть, голова просто разламывается.
— Не мудрено, — ответил Александр Павлович. — Давление за час упало на пятьдесят пять миллиметров. А комиссар наш действительно был здесь. Почти час. Не захотел вас с Сережей будить.
— Сколько же это я спала? С обеда до самого вечера… Как быстро темнеет сегодня!
Олег посмотрел на часы.
— Что ты, Танюша, какой вечер? Пока только четверть пятого.
Он оторвался от шахмат, удивленно осмотрелся вокруг.
— В самом деле, Александр Павлович, темнеет. Что-то с часами, наверное. Крепко же мы с вами увлеклись!
— Погоди, Олег Викторович, дело не в часах. На моих столько же. И на индикаторе ровно четверть пятого.
Однако ясно-голубой еще четверть часа назад свод неба действительно быстро меркнул, словно покрываясь темно-желтой пленкой, которая с каждой секундой сгущалась, как бы сжимая пространство вокруг “Семена Гарькавого”. Далеко на западе сквозь эту желтую мглу едва угадывался расплывшийся красноватый диск солнца. Превратились в призраки, а потом вслед за солнечным диском вовсе исчезли небоскребы Джорджтауна и огромные океанские лайнеры на рейде. Черный, как смола, зловещий мрак окутал море и небо. Но длилось это недолго. Уже через пять-шесть минут по прозрачному куполу рубки, по парусам и пластику палубы что-то застучало едва слышно, издавая одновременно странный шорох, напоминающий возню полевки в снопе сухой пшеницы.
— “Хамсин”, — тихо сказал Винденко. — Добрался-таки от Гвианы сюда, в наш, как сказал Андрей Иванович, тихий уголок. Теперь становятся понятны и поведение Джека, и головная боль Тани, и непробудный сон Сережи. По-видимому, в рубке управления эффективность работы нашего кондиционера значительно выше, чем в кубрике. Это надо учесть в дальнейшем.
Черная стена песчаных туч вскоре посветлела. Все вокруг стало серым, пушистым. Видимость расширилась на целый кабельтов. На море просочился бледный, какой-то мертвый солнечный свет, и серо-зеленые впадины между легкими волнами зияли чернотой, словно страшные бездонные провалы. Небо, нависшее над тримараном минуту назад так низко, что, казалось, касается парусов, теперь отодвинулось, разорвалось на серо-зеленые хлопья, все больше приобретающие первоначальный цвет мглисто-желтоватой пленки. Вершины мачт, снасти и кромки парусов фосфоресцировали.
Но ни бури, ни шторма, ни просто крепкого ветра на “Гарькавом” так и не дождались. Их только отнесло от берега на пять миль. Промчавшись в верхних слоях атмосферы, “хамсин” выбросил в океан, словно ненужный мусор, тысячи тонн песка, поднятого в саваннах Гвианы, и умчался дальше на северо-восток, либо исчез совсем, насытившись тропической влагой Атлантики.
Еще семь дней болтались они по застывшему в удивительной неподвижности морю, то приближаясь почти вплотную к Джорджтауну, то удаляясь от берега во время отлива. Утром восьмого июня небо затянули серые тучи. К полудню стал накрапывать дождь и одновременно подул долгожданный северо-восточный ветер. Сначала робко, а потом все сильней и сильней погнал он тримаран давно рассчитанным курсом, и судно послушно устремилось вперед, раскрыв попутному нордосту все свои паруса.
