Аксенов выжидательно смотрел на Олега.
— Хотелось увидеть возможности соперников. За четыре часа они отстали всего на три-четыре мили. Наша скорость сейчас около сорока узлов. Это совсем не плохо для начала. Но как только пройдем траверс островов и ляжем на новый курс, сразу же поставим на службу все парусное вооружение и добьемся максимального хода в оптимальном режиме. Постараемся незаметно оторваться от своих преследователей, чтобы не поняли сразу, что к чему, — кивнул он в сторону едва различимых белых точек за кормой тримарана. — Кто у них теперь впереди, Александр Павлович?
На этот раз Винденко поднес к глазам бинокль.
— До первого парусника сейчас чуть больше четырех миль. Это “Критерио-20”. Вплотную к испанцам подошел катамаран “Тирд Тертл”. За ним очень близко друг от друга “Варшава” и болгарская яхта “Карели”. Остальных почти не видно.
Андрей Иванович и Георг Георгов стали прощаться.
— Нам ведь нужно еще весь ваш “хвост” опломбировать. И до семнадцати часов на базовый корабль успеть. “Фестиваль” называется. Отличнейший плавучий комбинат кубинцы для обслуживания регаты создали, Переоборудовали для этой цели бывший флагман своей китобойной флотилии, а суда-китобойцы превратили в нарядные быстроходные катера для комиссаров регаты, установив на них реактивные двигатели. Есть для нас на борту “Фестиваля” вертолеты и два гидроплана. Устроено там все с комфортом. Есть и ремонтные мастерские. Любую из яхт при необходимости поднимут на борт и приведут в порядок. Прекрасно оснащены и спутниковая метеослужба, и мощный радиоцентр, и корреспондентский пункт. Вы держите постоянную радиосвязь с “Фестивалем”. Каждые три часа его станция будет передавать информацию о погоде и свои координаты. Идет плавбаза за основной массой участников Регаты Свободы.
Катера обоих комиссаров стали быстро удаляться.
В мглистой дымке исчезли острова. Крепчал ветер.
По морю поднимались белые гребешки. Вода его потемнела.
В два часа дня Олег отправил Сережу и Таню в кубрик.
— Иди отдыхай, Танюша. А ты, Сережа, займись кинокамерой. Подготовь ее к съемкам. Умеешь?
— Конечно! — радостно сверкнул тот глазами. — И кинокамеру, и фотоаппараты изучал в школе. А потом мне папа специально все подробно объяснял и показывал. Мы с ним два фильма цветных отсняли.
Они прошли уже сто тридцать пять миль, полностью оторвавшись от восьми кораблей, следующих их курсом. Олег изменил направление движения тримарана, и теперь ветер дул прямо в корму “Семена Гарькавого”. со всей силой навалился на паруса, и красная светящаяся полоса табло скорости плавно поползла вверх. Возле цифры “46” она остановилась на какое-то время, а затем в последующие четверть часа поднялась еще на два деления.
Почти восемьдесят девять километров в час! Оба поплавка отошли от гондолы метра на четыре, причем носы их сходились под углом к ее продольной оси, хотя и не приближались к ней вплотную. Корабль шел легко, уверенно разрезая волны, оставляя за собой в воде широкую гладкую дорожку.
— Просто сказка! — улыбнулся Олегу Александр Павлович. — И балансиры еще стоят по центру. Можно прибавить парусов.
Олег переключил две пары тумблеров, и в ответ на поплавках поднялись десятиметровые мачты с белоснежными сегментами. Тримаран чуть наклонился вперед, вспенив воду, но тут же выпрямился. И лишь после отметки “65” снова стал ощущаться дифферент в сторону носа гондолы. Балансиры ее и поплавков заняли крайнее заднее положение.
Молодой капитан зафиксировал рукоятку указателя скорости на одну десятую ниже отметки “65”, и судно послушно выровнялось.
— Так держать! — невольно вырвалось у Винденко. — Сто двадцать километров в час! Нашему бы “Другу” такие ходовые качества, — мечтательно проговорил он. Да и пассат хорош, не меньше сорока метров в секунду. Так, пожалуй, и до крепкого шторма недалеко. Вон какие барашки по воде бегают.
Александр Павлович поднес к губам микрофон внутренней связи.
— Сережа, Таня, задрайте люк и все иллюминаторы. Наглухо задрайте. В кубрике все прочно закрепите.
Он посмотрел на Олега. Сказал с тревогой в голосе: