Рокуэлл терпеливо слушал меня, но я видел, что не убедил его. Он был склонен к романтизму и теперь намеревался сделать из меня героя.
Китобоям было трудно спокойно дожидаться утра, когда можно будет вступить на свой корабль. На этот раз от полной деморализации нас спас Итукусук.
— Тагу! Тагу! — закричал он нам с вершины. — Нанок! Нанорссуак! (Медведь, большой медведь!)
Белый медведь на самом острове рядом с нами! Побежав навстречу Итукусуку, я увидел, как зверь взбирался на скалу — такую крутую, что мы не могли последовать за ним. Несомненно это был тот же медведь, которого Итукусук видел вчера на льду. Костер и запах пищи привлекли его сюда. Теперь у него не было возможности уйти.
Еще было темно, но чувствовалось, что солнце скоро вернется: оно еще далеко за горизонт не уходило. В темноте мы не очень хорошо различали предметы, но все же могли следовать за зверем с гарпунами, ножами и нашим единственным ружьем. Только Меквусак остался на месте, чтобы последить за костром. За свою долгую жизнь он много раз видел медведей и убивал их, так что этот медведь не интересовал его. Он с удовольствием наблюдал за нами своим опытным глазом; такое зрелище доставляло ему большое удовольствие.
Медведь взобрался на наш наблюдательный пост еще до того, как мы приблизились к нему на расстояние выстрела. Там осталась тюленья шкура, и зверь совершенно забыл о нас: он стал принюхиваться к шкуре, слизывая то, что еще осталось на ней. Квангак взял мое ружье и выстрелил зверю в голову — вероятно, это был первый и последний белый медведь, которого пристрелили на вершине острова Тома!
Поскольку Квангак убил медведя, ему полагалась вся шкура или столько, сколько он сам пожелает. Как правило, шкуру режут поперек на две или три части с таким расчетом, чтобы из каждой вышло на пару штанов. Из шкуры медведя можно выкроить даже четыре пары. И хотя охотник имеет право взять себе всю шкуру, его всегда провожают издевательской улыбкой, если он этим воспользуется. Его так язвительно поздравляют с замечательной шкурой, в которой он "явно нуждается", что охотник редко берет себе шкуру целиком. Квангак убил за свою жизнь слишком много медведей, чтобы жадничать, но он все же заявил, что с этого медведя следует снять шкуру целиком, сохранив черный пятачок носа, а также и когти. Его решение меня ошеломило, но тут же я услышал простое объяснение:
— Возможно, что старый капитан пожелает увезти эту шкуру домой в память о своем путешествии по льдам.
Он произнес эту фразу как бы невзначай, будто говорил сам с собой, но я расслышал ее и перевел Томасу Ольсену, который очень растрогался по поводу такого подарка. Эскимосы называли его "старым капитаном" и относились с большим уважением и преданностью к серьезному и молчаливому датчанину. Нельзя было лучше выразить свои чувства, чем это сделал Квангак.
Шкура с медведя была снята очень осторожно, и ее снесли в лагерь вместе с мясом, которое смогли захватить с собой. Теперь, когда мы в последний раз спускались с наблюдательного пункта, уже выглянуло солнце. Было светло, и мы ясно различали корабли. Удалось даже разглядеть несколько темных точек, двигавшихся по льду. Китобойные суда, как видно, остановились у кромки льда и выслали за нами людей.
К моему великому удивлению, я сразу же обнаружил другие черные точки, двигавшиеся по льду, но к кораблю. Мне казалось, что я могу различить собак. Наблюдательный Итукусук также обратил на это внимание и тут же объяснил в чем дело:
— Весьма вероятно, что удастся встретить друзей из Тугтулигссуака! сказал он тихо. Это эскимосское название мыса Седдон; именно оттуда шли собачьи упряжки.
У нас не было нужды многое тащить с собой; без каких-либо церемоний мы распрощались с островом Тома и спустились на лед. Теперь я больше не принимал решений за китобоев. Билл Раса остался со мной, а остальные четверо разбрелись по льду, стараясь найти самый легкий путь к судну. Сам я решил подождать и потолковать с людьми из Тугтулигссуака. Вскоре они действительно подошли к нам. Оказалось, что это Митерк и Иггиангуак, дядя и двоюродный брат Навараны. Эскимосы охотились по молодому льду на медведей недалеко от своего стойбища. Они остались ночевать на льду, потому что в темноте трудно добираться домой: лед во многих местах был тонок. Увидев наш костер, они направились сюда, выяснить, кто здесь находится. Эскимосы надеялись — если появился корабль, то можно что-либо выменять.
