Поэтому на следующий год олени вернулись — их было множество. Однажды большое стадо оленей спустилось по оврагу, который вел к морю. Ловцы пошли за ними, и те никуда не могли деться. Их погнали к берегу и заставили войти в ледяную воду. Тут ловцы сели в свои каяки. Оленей легко поразить, когда они плавают. Охота продолжалась до тех пор, пока ловцы совсем не измотались и не в силах были поднять руку, чтобы занести копье.
Затем убитых оленей подтащили к берегу, а их было так много, что мужчины не могли сами справиться. Они попросили женщин помочь, но, разгоряченные охотой, совершенно позабыли о предупреждении Критлака. Двум женщинам — матери и дочери — нетерпелось отведать вкусного языка. Как только языки были вырезаны, женщины так заспешили полакомиться ими, что перебросили головы через плечо, не обращая внимания на то, куда они упадут, и опять в глаза оленей попали камешки и песок.
Постепенно было съедено все мясо, и, когда его больше не осталось, охотники опять пошли искать оленей, но найти их не удалось. Животные ушли из нашей местности и никогда больше не возвращались. Теперь, когда было уже слишком поздно, люди вспомнили о предупреждениях Критлака. Они поняли, что именно поведение тех двух женщин привело к великому голоду, и было решено покарать их, чтобы ублажить оленьего духа и склонить животных к возвращению. С женщинами надо было поступить точно так же, как они обошлись с головами оленей, — им следовало отрезать голову и катать по земле до тех пор, пока их глаза совершенно не покроет песок и глина.
Мать и дочь поняли, что их ожидает, и попытались убежать от своей судьбы, но мужчины их настигли. С ними поступили, как приказал Критлак.
Однако оказалось, что все было понапрасну, — олени не возвращались. Эти животные подобны ветру; никто не знает откуда они приходят и куда деваются. В ту зиму во многих стойбищах люди голодали, пока Критлак не решил, наконец, что следует переселиться в другие страны, уйти с Баффиновой Земли на восток.
Мы все с нетерпением ожидали дальнейшего рассказа, поскольку прониклись уважением к варварскому прошлому этого доброго и справедливого старика. Рокуэлл Симон молил его продолжать, но нам так и не удалось ничего вытянуть из него.
— Потрачено много слов на давно прошедшие события, — сказал он, извиняясь за свою, как он полагал, неуместную болтливость. — Старые воспоминания вызвали поток слов. Никогда не следует передавать прошедшее молодым людям, живущим в новые времена. Но во всем повинно пребывание на этом острове. Именно здесь умер человек, так и не натянувший штанов. Воспоминание об этом рассмешило меня и привело к тому, что язык развязался!
Я устал переводить каждое слово на английский язык, но все же охотно продолжал бы это делать в течение многих часов, если бы старик согласился рассказывать. Мы продолжали упрашивать его, но он только мотал головой. Нашим домогательствам положил конец приход двух других эскимосов; наши мысли приняли другой оборот.
Эти двое, конечно, и раньше слышали большинство историй Меквусака, и поэтому, незаметно удалившись, забрались на вершину острова. Оттуда хорошо просматривался остров Тома и льды, покрывавшие расстояние до него. Когда они вернулись, Итукусук заверил нас, что мы без особого труда доберемся до острова. Но он все же посоветовал дождаться утра. Зюйд-вест теперь улегся, и Итукусук предсказывал норд на следующее утро. Ледовая обстановка изменится, а сон прибавит нам сил. Если хорошенько отдохнуть, считал он, мы сможем перебраться на остров Тома, не располагаясь лагерем по пути.
Все охотно согласились с таким предложением. Были забыты споры на льдине. Мы улеглись вокруг костра, каждый занятый своими мыслями о рассказах, услышанных нами в последние дни. Я улыбался, думая, что лежу на том месте, где бабушка моей жены потеряла своего похитителя, не успевшего надеть штаны, и откуда ее затем увезли. Вскоре я уснул, чтобы набраться сил для последней попытки достичь острова Тома.