— Ещё и голос?
— Ну да. Тембр знаешь, какой чувственный? Ужас! Нет, маме лучше не знать о существовании Филиппа К. вообще. И как только я, неискушенная девушка, краснеющая при виде киношных поцелуев, решилась уступить твоему напору?
Она упорхнула.
Беда, думал я, наблюдая недвусмысленное топтание голубя-самца перед голубкой — с раздуванием груди, клёкотом и прочими проявлениями дешёвой саморекламы. Выходит, я со стороны выгляжу ничуть не лучше этого самовлюбленного идиота, озабоченного единственным желанием — порочным и легко читаемым? Ай-яй-яй! Пора кардинально менять имидж.
Милочка появилась неожиданно скоро, одетая в высшей степени целесообразно: джинсы, сапожки, яркая курточка, вязаная шапочка с помпоном. Я с удовольствием подумал, что моя избранница не только прелестна, но вдобавок и сообразительна. Апрель месяц, как-никак. В парке модный вечерний туалет был бы неуместен.
Мы погрузились в испытанный мой «Рэнглер» и покатили.
Автомобиль пришлось оставить за воротами парка. Внутри была отличная широкая дорога, но только для пешеходов, велосипедистов и спецмашин. Пройдя по ней с полкилометра, мы свернули на асфальтированную тропку. К счастью, тропка доходит почти до места произрастания подснежников. Месить ногами весеннюю грязь не придётся.
Невдалеке, хорошо видимый за голыми деревьями, виднелся высокий бетонный забор. Изредка слышался лязг металла. Над забором вздымались металлоконструкции козлового крана и грандиозные, густо дымящие трубы.
— Не могу представить, какому умнику пришла в голову гениальная мысль разбить городской парк рядом с заводом, — сказала Милочка.
— Я — тем более, — подхватил я.
Обсуждая идиотизм градостроителей, мы прошли по тропинке совсем немного, когда Милочка сжала мой локоть значительно крепче, чем прежде. Причиной послужила открывшаяся нам картина непринуждённого мужского застолья на лоне природы.
Отдыхали, по-видимому, после рабочего дня, трудящиеся того самого соседнего завода. Они даже не переоделись, так и были в спецовках. Возможно, и вовсе тайком удалились расслабиться со второй смены. Вот мастер-то обрадуется, когда они вернутся захорошевшие! Сидели мужички на ящиках, вокруг парковой скамейки, на которой царила трехлитровая банка, наполовину заполненная прозрачной, отливающей синеватым, жидкостью. Не то уворованным техническим спиртом, не то другой какой «тормозухой». Дополняли натюрморт большая пластиковая бутылка с минеральной водой, пощипанная буханка хлеба и пара вскрытых банок тушёнки.
Выпивали граждане деловито, нешумно, из чистых гранёных стаканов, и на нас не обратили ни малейшего внимания. Разговор вёлся, похоже, о большой международной политике. Сразу видно — не шпана какая, люди степенные.
Расслабилась Милочка только при виде цветов. Восхищённые восклицания славной девушки и её неподдельно восторженная улыбка наполнили моё сердце радостью. А благодарственный сестринский поцелуй в щёчку стал побудительным мотивом к более решительным действиям. Я легонько придержал её за талию, и смело приник к мягким губам. Она, было, ответила, хоть и не совсем уверенно (или не совсем умело?), но скоро опомнилась. Должно быть, напугалась увиденных с близкого расстояния «хитрых» глаз искушенного ловеласа — поскольку своих васильковых глаз она во время поцелуя не закрывала. Удивительно, но смущение, последовавшее за моментом кратковременной и столь невинной близости, было взаимным. Милочка спрятала своё, присев к подснежникам и опустив к ним лицо. А я просто улыбался — совершенно по-дурацки. Определенно, по-дурацки.
Я несколько раз щёлкнул Милочку на «мыльницу» рядом с цветами, и мы отправились в обратный путь. Самую малость потемнело — набежали облака. На этот раз мы просто держались за руки, как первоклашки, но ладонь Милочки была так горяча, что я дышал вдвое чаще, чем обычно…
Наверное, как раз поэтому до меня дошло, что дело наше неважно, а грубее говоря — дело швах, слишком поздно.
Химические присадки, добавляемые в тормозную жидкость, были тому причиной или просто дурманящий весенний воздух, однако сложную работу мозга господ выпивающих подменил набор простейших команд на уровне инстинктов. А именно: бей-круши и вали-пользуйся. На роль сокрушаемого по их мнению лучше всего подходил я. На роль пользуемой — моя спутница.
